Козельск - Могу-болгусун (СИ)

момент полог откинулся и вовнутрь шатра вошел Гуюк-хан в сопровождении

нескольких приближенных, среди которых выделялся свирепым выражением лица

хан Бури, не снимавший руки с рукоятки китайского меча. На Сиятельном были

китайские доспехи поверх длинного кафтана, а голову венчал золоченый шлем, украшенный драконами. Кипчаки вскочили с ковриков и замерли в почтительном

поклоне, Кадыр как бы нечаянно стукнул ножнами о пол, стараясь привлечь

внимание чингизида к своей персоне. Это ему удалось, сын кагана всех монгол

едва заметно покривил губы в легкой усмешке, он шумно вздохнул и прошел на

середину шатра. Слуги втащили за ним невысокое возвышение, отодвинув ковры, на которых сидел тысячник, поставили на их место походный трон и

растворились в полутьме. Гуюк-хан опустился на мягкое сидение и возложил

руки на подлокотники, на пальцах сверкнули искрами множество богатых

перстней, разукрашенных замысловатым плетением золотых и серебряных

проволочек. Почти все перстни были именными, они принадлежали когда-то

хорезмским и самаркандским шахам с персидскими халифами и султанами с

китайскими императорами, и были подарены монгольским завоевателям не

владельцами, а были сорваны с отрубленных пальцев коронованных особ.

Сиятельный поправил на груди золотую пайцзу и позволил присутствующим

присесть на свои места. Узнав, что кипчаки еще не выдвинули кандидата на

место тысячника, но что единодушно поддерживают на пост темника Абдул

Расуллу, он огладил пальцами голый подбородок и окинул собравшихся властным

взглядом:

– Совет чингизидов и темников левого крыла войска утвердил тысячника

Абдула Расуллу на место убитого в бою темника Бухури. – сказал он и поднял

вверх раскрытую ладонь. – Пусть бог Тэнгре благоволит к нему в небесных

чертогах.

– Да будет так! – повторили как заклинание военачальники. – Аллах

акбар!

Сиятельный проследил, чтобы чалмы и тюрбаны чернобородых в большинстве

кипчаков склонились как можно ниже, затем подался чуть вперед и с нажимом

сказал:

– Я не буду возражать, если на пост Расуллы вы назначите сотника

Кадыра. Это воин, успевший прославиться при взятии урусутских крепостей, его

тело в шрамах, но воинский дух остался прежним, – он сдвинул редкие брови и

продолжил. – Как только Кадыр поменяет юрту сотника на шатер тысячника, ему

будет поручено важное задание, связанное со штурмом крепости Козелеск.

Окситанские требюше с другими стенобитными машинами переправили через реку

Жизыдары, осталось установить их напротив ворот, выходящих на южную сторону.

Военачальники вежливо склонили головы, но решение Сиятельного

поддержали не сразу, последние слова сказали о том, что войско будет

находиться под стенами непокорного города до тех пор, пока не схлынут

весенние воды и не подсохнут дороги. А это означало, что заботиться о

пропитании придется с удвоенной силой, не оглядываясь на запас зерна в

обозе, который предназначался лишь для монгольских и татарских всадников.

Кадыр чутко уловил перемену настроения в соплеменниках, он с начала

совещания ждал момента, должного стать для него звездным, рассчитывая, что

обсуждение кандидатуры затронет болезненную тему нехватки продовольствия для

людей, и фуража для животных. И чудо свершилось, несмотря на то, что о

припасах никто не обмолвился ни словом, вопрос витал в воздухе подобно

запаху амбры, которой слуга освежал воздух внутри шатра. Джагун собрал волю

в кулак, затем вскинул подбородок, дерзко оглядев начальственный состав

кипчакских полков, обратился к Гуюк-хану: – Сиятельный, перед тем как мои воины оседлают стены урусутской

крепости, я обещаю тебе найти кладовую Козелеска, забитую по крыши припасами

для ее защитников, о которой ходит много сплетен, – он сглотнул слюну и еще

выше поднял голову. – Я знаю, где ее искать.

В шатре установилась настороженная тишина, никто не ожидал, что сотник

огласит сведения, о которых толком не ведал никто. Было видно, что Гуюк-хан

напрягся тоже, это был главный вопрос для войска, за решение которого

джихангир мог простить любые прегрешения, а курултай в Каракоруме, когда

весть достигнет Монголии, расценить как самую большую победу над врагом. С

нахождением таинственной кладовой прекратился бы падеж животных, а отряды

воинов, рассылаемые в разные стороны, не пропадали бы в темных лесах

бесследно. Сиятельный, удостаивавший Кадыра вниманием лишь изредка, уставился на него в упор, маленькие губы подобрались еще больше, а ноздри

приплюснутого носа кровожадно зашевелились, с шумом втягивая воздух.

– Говори, – приказал он джагуну глухим голосом. Кадыр почувствовал, как превращается из тысячника без нескольких

мгновений в хашара обыкновенного, владеющего какой-то тайной, жизнь которого