Козельск - Могу-болгусун (СИ)

теми же кипчакскими купцами.

– Твоя правда, Темрюк, – угрюмо подтвердил Вятка слова дружинника, он

жестко произнес. – Нам пора идти дальше, сдается мне, что ордынцы нащупали

дорогу к Серёнску.

Ратники притихли, затем торопливо распихали добычу по баксонам, руки у

них сами собой потянулись к оружию. Тишину нарушил только один голос, он

принадлежал молодому вою, опиравшемуся на древко секиры с окровавленным

лезвием:

– В такой темени вряд ли распознаешь, откуда поганые нагрянули на эту

поляну, то ли из становища в Дешовках, то ли правда из Серёнска.

Тишина усилилась еще больше, теперь малая дружина ждала нужного слова

от воеводы. И оно прозвучало, но уже ввиде приказа: – Звяга и Прокуда, сзывайте своих воев и ведите их ловить ордынских

коней, они далеко не ушли, – распорядился Вятка. – Остальные ратники

сбирайте мунгальское оружие и складывайте в кучу, нам теперь каждая стрела

подмога.

Звяга крутнулся на месте и громко оповестил дружинников, сгрудившихся

вокруг догорающего костра:

– А то не они показались? – он махнул рукой по направлению к краю

поляны, на который вышли первые лошади. – Вишь ты, сами на свет потянулись.

– А ни то, гли-ко, какие у них зубы, ажник наперед выперлись, –

подхватил шутку Охрим. – Враз откусят что надо по самую хряпку.

Вятка ухмыльнулся и прояснил картину: – Обратно коней пригнали рыси, волки и медведи, если бы они не

вернулись, те их давно бы обглодали. У зверья по весне тоже имеется свой

голодный промежуток.

Ратники побросали трупы кипчаков в овраг за поляной, прикрыли

сухостоем, чтобы звери не сразу смогли добраться, и двинулись по тропе, укрытой снегом вперемешку с прошлогодней листвой. Впереди вышагивал Темрюк, за ним шел, как вначале пути, Вятка, ведя на поводу двух ордынских скакунов, за воеводой спешили неразлучные его друзья с остальными ратниками, одарившими себя лошадьми. Замыкал поезд не слишком разговорчивый Прокуда.

Ехать верхом было почти невозможно, потому что тропа была узкая, а ветви

деревьев свисали низко, по такому пути могли продвигаться только невысокие

ордынцы, пригинавшиеся к самым гривам низкорослых коней. Но когда воины

зажгли факелы, то никаких следов от копыт не обнаружили, это означало, что

нехристи пришли на поляну, где отыскали свою смерть, с другой стороны.

Надежды на то, что Серёнск еще не найден врагами и что припасы остались

нетронутыми, значительно прибавилось. Скоро небо, загороженное ветвями, начало сереть, в предутренних сумерках тропу все чаще стали перебегать

олени, косули, зайцы и целые кабаньи выводки, спешащие заполнить опустевшие

за ночь желудки молодой травой, желудями и кореньями. Наконец она взбежала

на вершину пологого бугра, впереди показался просвет, за которым открылось

внизу небольшое поле с несколькими истобами, клетями, порубами и стожками

сена между ними, истаявшими за зиму, укрытое синеватой утренней дымкой, подсвеченной розовыми лучами солнца. Даже с бугра было видно, что мощные

заворины на дверях клетей остались нетронутыми. Вокруг лесного погоста был

вырыт, как вокруг крепости, ров с валом по его краю, за ним высились стены

сажени в четыре с несколькими вежами по углам и с проездной башней

посередине с крепкими воротами. В центре городка был выстроен невысокий

терем с резным крыльцом, огороженный заостренными столбами, это был детинец, в котором жила семья серёнского старшины. Темрюк тряхнул плечами и оглянулся

на Вятку:

– Вота мы и дошли, все тут покамест осталось в нетронутом виде, – он

улыбнулся, показав сквозь пшеничные усы белые зубы. – Как выйдем на луг, так

нас обложат серёнские собаки, их тут страсть как много, есть такие, которых

отсельцы спускают на медведя.

– Дивное место, не сразу отыщешь, – сказал Вятка, оглядывая поле, окруженное со всех сторон черной стеной леса. – Мстислав Святославич, наш

удельный князь, знал, где прятать от ворогов козельские припасы.

– На то он был и добрый князь, что слава о нем на Руси не угасла до сей

поры, – согласился Темрюк. – Когда Мстислава Святославича призвали на

Черниговский трон, он и стольный Чернигов укрепил по подобию нашего

Козельска. Ни одна ганзейская рать со степной ордой не сумели взять его

приступом.

В это время на колокольне деревянной церквушки, построенной на подворье

детинца, зазвонил колокол, и сразу по округе разлился собачий лай, а на

единственной улице показались ратники, облаченные в броню. Их было мало, да

и всех жителей городка посчитали бы мальцы, постигавшие науки в монашеских

кельях при монастырях, черкавшие гусиными перьями буквы по листам харатьи –

пергамента, и складывая из них первые слова. Но по тому, как быстро

построились вои в единый клин и ощетинились копьями, закрывшись каплевидными

щитами, можно было угадать, что взять с наскока их не удалось бы никому.

Отряд ратников устремился к проездной башне, горожане стали занимать за их

спинами другие вежи.