Кожа

Хоуп хотелось выйти из коробки на колесах. На ней были теплое пальто и шапка из собаки. В руках – шерстяные варежки. Она могла дойти пешком до того гостевого дома, успеть найти Настоящую принцессу, уехать с ней в Главный город, где, Хоуп слышала, река закована в гладко обтесанный камень, подождать, пока вырастет сын служащих, и родить ему детей. Но Хоуп заметила, что Принцессе неловко. Что она как-то иначе, по-новому посмотрела на Марусю, на свои кольца, на меховую свою шубу, на эту слишком дорогую для нее коробку на колесах. Принцесса постоянно пребывала в беспокойстве, злости, но то, что той неловко, Хоуп ощущала впервые. Маруся тоже почувствовала изменение Хозяйки и теперь сжалась от страха своим круглым телом до маленького, почти подросткового. Изменение Хозяйки означало изменение ее мира. Маруся не была готова к изменению.

Хоуп знала, что и в ее Первой стране не все работающие ненавидели неработающих. Некоторые, тоже домашние, уважали и даже любили их, считали себя частью их семьи. Но отношения Принцессы и Маруси были совсем больные. Работающая исполняла все просьбы, часто напрасные, значит – капризы. Растирала ей ноги (которые то ли мерзли, то ли болели), дула ей на чай, мелко резала ей еду, одевала ее, раздевала, причесывала, выносила ее горшок, вязала и шила на нее в разных, даже вполне хозяйских, стилях – и Принцесса всегда говорила, что это ужасно и некрасиво. Доедала ее еду, пекла ее любимые маленькие пироги с грибами и покупала в лавках застывшую губчатую массу из протертых яблок. Сидела рядом ночами, если Принцесса говорила, что ей нездоровится. Маруся часто любила рассказать Хозяйке, что она видела, слышала, пока ходила в церковь или лавку, чему она порадовалась или чему удивилась. Неработающая не слушала вовсе или называла работающую дурой или идиоткой. Но главное, стоило Марусе хоть в чем-то ошибиться и повести себя не по-работающему: подать слишком горячую еду, не вынести вовремя горшок, слишком усердно дуть на чай и сильно остудить его, подпалить маленькие пироги, уронить что-то, отказаться что-то делать или высказать Хозяйке свое недовольство, – Принцесса била ее. Руками, чаще всего по лицу или обратной стороне шеи. Притом Хоуп видела, что неработающей необходимо было избивать свою работающую раз в два-три дня, иначе у той начинали дрожать руки и нижняя губа и начинал даже прыгать глаз. Принцесса будто так справлялась с тем, что вообще живет. Маруся всегда была готова к побоям, но всегда искренне снова боялась и плакала. А потом смиренно ходила с распухшими от ударов губами, поцарапанной ногтями и перстнями кожей на щеках, лбу и шее.

Коробка на колесах перестала трястись и звенеть. Они встали. Лошади выдохнули. За стеклами в обе стороны виднелось поле. Значит, застряли. Наваждение перемены пропало. Принцесса вытянула правую ногу в сапоге, положила ее на колени Марусе и велела растереть. Маруся обрадовалась, сняла бережно с неработающей ноги сапог, носок, потом чулок и принялась ее массировать. Принцесса посмотрела на Хоуп победительницей, а Хоуп посмотрела в белое поле. Она решила пережить с Принцессой зиму, а потом уходить.

Неработающая стала гораздо реже бить Марусю и никогда не делала этого на глазах служащей. Хоуп решила мстить, как ей это было доступно: она аккуратно, по слову, по выражению, по интонации в каждой из двух-трех фраз принялась говорить с Принцессой на работающем диалекте. И Принцесса принялась перенимать. Она, бывало, задавала вопросы про некоторые удивляющие ее слова или интонации, но Хоуп спокойно объясняла, что это такой американский разговор. Хоуп обожала слушать Принцессу, когда та говорила на работающем диалекте с толстым русским акцентом. Это была странно и смешно, и одновременно Хоуп становилось стыдно перед Голд и другими работающими за то, что она избрала их родную речь наказанием для неработающей. Зато английский Принцессы буквально побежал, стал быстрым, внезапным, менее сбивчивым. Однажды Хоуп дремала в дороге под качку и позвякивание колокольчиков, и Принцесса, которой стало скучно ехать молча, будила неработающую фразами. Хоуп даже показалась, что это Голд будит ее. Ей это не понравилось.