Кожа наших листьев (СИ)

Музыка возникла во всём теле сразу — звуки концертного рояля заиграли в каждой клеточке организма. Это было настолько неожиданно и настолько приятно, что она даже прекратила дышать на какое-то время. А когда смогла сделать первый выдох, то ритм её дыхания сразу же подчинился ритму музыки, звучавшей в её теле. Музыка распространялась волнами — нежными, ласковыми, эротичными; они пробегали по энергетическим меридианам и растворялись внизу живота, расцветая всполохами звучащих брызг. Мягкие басы растекались и обволакивали, погружая тело в негу расслабления; а острые высокие ноты щекотали нервные окончания, заставляя его вздрагивать и извиваться. Карина словно бы и сама пела в такт звучащей в её теле музыке — она постанывала от неописуемой гаммы наслаждений; части её тела ритмично напрягались и расслаблялись — надёжно укреплённое кресло пошатывалось… Минут через десять оно заходило ходуном — Карина забилась в первом оргазме, крича в голос; привязанные руки и ноги натянули ремни, ступни вытянулись, пальцы рук судорожно сжимались и разжимались. Роман поймал нужные частоты и держал сестру на пике наслаждения почти три минуты; будучи отличным музыкантом и просто очень чутким человеком от природы, он легко оценивал окраску эмоций, и его пальцы нажимали нужные клавиши и поворачивали регуляторы даже раньше, чем он мог бы внятно проанализировать ощущения своей «слушательницы».

Будучи сам уже изрядно возбуждённым от вида женского оргазма, Роман вывернул уровень сигналов почти до самого нижнего предела и включил плавную электронную музыку, чтобы дать небольшую передышку телу сестры, которое ещё подрагивало, провожая угасающую вспышку сладострастия. Затем выбрал следующий сэмпл.

Вторая часть этой удивительной симфонии отправила Карину в полёт; женщина стала не то птицей, не то порхающей бабочкой; ощущения в крыльях, держащих тело на плотном воздухе, были неописуемы. Взлёты и падения, виражи и воздушные ямы, заставляющие сладко замирать сердце и трепетать живот, разноцветные облака, ласкающие тело снаружи и изнутри — это лишь бледное описание того, что чувствовала Карина, летя ко второму оргазму, который превратил её самоё в огромное ритмично пульсирующее облако, истекающее тёплым мелодичным дождём над поющим лесом, полным цветущих деревьев.

Третья часть… Четвёртая… Карина потеряла счёт времени и оргазмам — её унесло в параллельный мир, в Зазеркалье; она превращалась в бушующий океан и сверкающую звезду, испытывая бесконечный водопад ощущений, которым не придумано слов ни в одном из языков мира.

…Возврат в реальность был немного трудным: Карина сразу почувствовала усталость и боль под стягивающими ее тело ремнями; впрочем, усталость была приятной, а боль… что такое боль? Всего лишь одна из примитивных реакций организма.

— Роман… Что… Что это было? — выдохнула Карина.

— Сначала — «К Элизе», — заговорил брат, освобождая тело сестры. — Разумеется, с импровизациями. А следом пошли «Вальс цветов» Чайковского, «Воздух на бесконечной ленте» Скотта-Таккера, «Хлоя» в аранжировке Дюка Эллингтона… И под конец сарабанда сочинения твоего брата… Под неё ты чуть не порвала ремни.

Он осторожно снял зажимы с внешних частей тела, нежно массируя пальцами покрасневшие участки кожи.

— И это длилось всего двадцать минут?

— Нет, я растянул сеанс до тридцати пяти, — сообщил Роман, медленно вынимая из тела сестры один за другим большие электроды. С едва слышным хлюпаньем выскочил вагинальный, роняя капли смазки. Карина ёрзала и постанывала, пока из ануса вытягивался другой, длинный, проникший ей до самого центра живота.

— Басы я слышала не отсюда, — сказала она. — Низы гремели у меня везде.

— Тем не менее без этого электрода ты бы вряд ли услышала их так отчётливо.

— Тебе виднее… Знаешь, первую вещь я узнала… «Вальс» — пожалуй, тоже… Хотя не уверена… Боже мой, я кончила от него, наверное, раз двадцать!

— Всего лишь шесть за весь сеанс… Но зато как! Я думал, ты разнесёшь кресло… А «Хлоя» сработала дважды, и оба раза для меня совершенно неожиданно, — сказал Роман, извлекая иглы из кожи Карины.

— Дюк Эллингтон? — переспросила она вяло. — Не знаю такого… Это вроде Майлза Дэвиса, да?

— Не совсем… Долго объяснять… Дай помогу подняться…

Роман обнял ослабевшее, влажное тело сестры. Вставая с кресла, Карина покачнулась, слегка навалилась на брата.

— Ого, — сказала она, ощутив его стальную эрекцию. — Ты, наверное, сам чуть не взорвался, пока играл мне?

— А как ты думаешь?

— Я бы на твоём месте не выдержала и спустила… Ох, дай я сяду сюда…

Карина опустилась в шезлонг и расслабленно откинула голову.

— Этого нельзя делать… — сказал Роман. — Без возбуждения я потерял бы чувство эмпатии и не смог вести мелодию. А об импровизациях тогда вообще не могло быть и речи. Без обратной связи всё получилось бы намного хуже. Примитивнее.

— Бедный мой братик… Ты же для меня так старался… Спасибо тебе. Какой чудесный подарок…

— Для тебя — всё что угодно.

— Да? Тогда кончи сейчас, не держи это в себе.

— Может, это излишне?