— Да я скоро вернусь, — ласково улыбнулась Карина и нежно поцеловала любовницу в губы. Электра вернула подруге улыбку, покинула кар и лёгкой пробежкой порхнула к входу в жилище Химика, показав красивые ножки. Карина вздохнула… Но тут же усмехнулась: на самом деле Герти Суммонен уже давно созвонилась с ней, и женщины по-деловому быстро и чётко обсудили утренние действия. Во-вторых, Карине звонил ещё и Химик: пожилой мужчина устал, наводя порядок после допроса в кладовой, и сильно надеялся, что «дочери» помогут ему отмыть стены и окончательно разобраться с останками Фаргха. Электре предстояло не самое приятное занятие… но мы по-прежнему ведь помним о том, что любовь и цинизм мирно уживались в сердце Карины.
Травиц подняла кар в воздух и вызвала хорошо знакомый номер:
— Иван, привет, мой славный!
— А, ты наконец-то переспала со всем населением Смоллтауна и вдруг вспомнила о том, что у тебя остался друг, до сих пор не охваченный широтой твоей души?
Карина засмеялась: грубоватые шутки Златобоя всегда ей импонировали… Как и его нежные объятия. У женщины буквально заныло всё тело, бёдра сжались сами собой — она хотела мужчину сейчас так, как никогда раньше… Впрочем, у неё всегда были сильные желания. Но, справедливости ради, она хотела далеко не всякого мужчину.
— Я хочу немного побыть с тобой. Ты ведь свободен сейчас? — это прозвучало не совсем как вопрос.
— Ты знаешь… Для тебя — да, — немного помедлив, произнёс Иван.
Карина улыбнулась. Если даже у Ивана и намечалась интимная встреча с кем-то (а у этого заядлого бабника такое в порядке вещей), было приятно, что он предпочел её, Карину, любой другой из местных женщин.
…Язык у Ивана, конечно, не мог соперничать своей длиной с аналогичным половым органом Электры, но Златобой был любовником умелым и чувствительным. Он, словно бы согласно кивая головой, медленно скользил плоскостью языка по всей поверхности губ Карины, не торопясь запускать его внутрь. Если Электра обожала доводить подругу до пяти, десяти, двадцати оргазмов подряд (что, конечно же, приводило Карину в полный экстаз), то Иван действовал подобно самой Карине: оттягивал до предела наступление сладкой разрядки, заставляя женщину биться на постели всем телом, хрипло кричать, сжимать бёдрами голову и подталкивать её ладонями к себе: ну почему же твой язык не торопится нырнуть в глубину и обрушить на Карину цунами наслаждения?.. Иван, ощущая усиливающееся возбуждение, не увеличивал темп. Он даже делал небольшие паузы, чтобы довести женщину до полного неистовства. И только тогда, когда она доходила до такого состояния, мужчина наконец позволял себе сжалиться и запустить язык в сочное влагалище так глубоко, как только мог это сделать…
— …Сегодня ты превзошла себя, — восхищённо произнёс Иван, поглаживая пальцами по вздрагивающему животу Карины. Я думал, ты мне раздавишь голову или расплющишь нос… О чём ты только думаешь?
Карина посмеивалась, наслаждаясь близостью мужского тела. Она только что славно кончила, но этого ей, разумеется, было мало… Не меняя позы, оставаясь на спине, она нащупала налитый железной силой член Ивана и слегка потянула его на себя. Златобой, который уже почти не мог больше терпеть, лёг на женщину сверху. Его твёрдый член легко скользнул в Карину, которая застонала от наслаждения: язык во влагалище — это, конечно, прекрасно, без этого жить просто невозможно, но добрый член — это именно то, чего ей так не хватало все эти дни и ночи в Смоллтауне! Она подняла ноги повыше, обхватила ими поясницу Ивана и требовательно потянула его тело к себе — действуй!.. Но даже лёжа под мужчиной, Карина не могла допустить по отношению к себе мысли «меня трахают»… Она предпочитала думать «я его трахаю»… либо, в крайнем случае, если воспринимала партнёра равным себе, «мы трахаемся». С Иваном она «трахалась».
Златобой находился уже давно в сильнейшем возбуждении, но он был из тех мужчин, для кого невыносима сама мысль о том, что женщина останется без оргазма. Поэтому он оттягивал свою разрядку так сильно, как только мог. То — высшая степень мужского эгоизма, вывернутого наизнанку… и мало найдётся в мире женщин, которым бы это не нравилось. Искренний крик страсти, который вырвался из груди Карины, когда у неё непроизвольно забились в сладких судорогах бёдра, был лучшей наградой Ивану, который немедленно затопил спермой содрогающееся влагалище.