Кожа времени. Книга перемен

На первый взгляд кажется, что автор просто не успел сказать, что хотел. Но опыт бессмертного Сизифа доказывает, что вечная жизнь вовсе не помогает решить проблему, с которой мы не справились в отведенный нам срок.

В старые времена больше всего читали в Восточной Германии. Поэтому писатели ГДР считали себя солью земли, во всяком случае, той ее части, что начиналась к востоку от Эльбы. После падения Стены, когда библиотеки объединившейся Германии освобождали место для пользующихся спросом книг, новые власти избавились от бумажных отходов предыдущего режима. Помня прошлое, а, главное, зная, что о нем помнят другие, немцы не сожгли ненужные книги, а похоронили их, зарыв в неплодородную глину.

Такой курган оставляет после себя всякая, а не только соцреалистическая литература. И это вынуждает автора, отказавшегося от претензии к вечности, искать иных критериев.

На их поиски я отправился туда, где все ищут пропавшие ценности — в монастырь. Хорошо еще, что мне попался буддийский, где никто ничего не спрашивает. Но работать, пусть и молча, там надо всем. На кухню, хоть я на нее и облизывался, меня не взяли, выставив на мороз, где мне пришлось выложить камнями дорожку, круто поднимающуюся к кладбищу. Каждая плита весила два пуда и обдавала могильным холодом, когда я тесно прижимал ее к животу. К тому же холм покрывал скользкий снег. Сизиф даже в подземном царстве жил в более мягком климате. С другой стороны, мои камни вели себя лучше, чем его, — они лежали на месте, как вкопанные. Гордясь содеянным, я до сих вожу гостей по своей дорожке.

Если первый монастырский опыт приучил меня к полезному труду, то второй — к бесполезному. На этот раз меня поставили мыть пол. До тех пор я никогда этого не делал, взвалив на себя те супружеские обязанности, что не связаны с уборкой. В неожиданно сложном устройстве механизированной швабры мне помог разобраться приветливый, как все здесь, монах, бывший в прошлой жизни морским пехотинцем.

Освоившись, я драил пол с тем молитвенным усердием, что заменяет буддистам веру в загробную жизнь. Каждый шаг бросал вызов и открывал новую перспективу на грязную целину, казавшуюся бескрайной в просторной трапезной. Тем не менее, стройные, как грядки, половицы уступали благочестивому напору. За мной оставалась благородная хрустящая чистота. Дойдя до стенки, я с восторгом оглядел дело своих рук, не в силах отдать предпочтение этическому или эстетическому удовлетворению. За меня решила собравшаяся к обеду братия, быстро вернувшая вымытому полу его прежний вид. От разочарования меня могло спасти лишь ментальное сальто.

— Если успех, — почти убедил я себя, — есть совпадение намерений с результатами, будем считать, что я приехал в монастырь ради танго с тряпкой.

Поэтому не кати бочку, а танцуй с ней — и так, и вприсядку. К тому же, как говорил Будда, думать, что кто-то другой может сделать тебя счастливым или несчастным, просто смешно.

— Да уж, — ответил Сизиф, двинувшись в го- ру, — обхохочешься.

Не гони волну

Так солдаты в траншее поверх бруствера

смотрят туда, где их больше нет.

Иосиф Бродский

В молодости в это трудно поверить, но когда долго живешь, приходит тусклое ощущение, что всё уже было. И тогда, чтобы увидеть новое, нужно сменить позицию. Набоков, скажем, советовал своим американским студентам просунуть голову между ног и как следует осмотреться. Без тени злорадства (редкий случай) он уверял, что так написан знаменитый роман Джойса. Эксцентрическая точка зрения на мир и впрямь переворачивает его с ног на голову, но ни нам, ни ему не устоять так долго. К тому же, гениальные аттракционы удаются лишь однажды. То-то никто не написал второго «Улисса».

Другой способ — тоже непростой. Чтобы обновить окружающее, надо измениться самому. Например — исчезнуть, желательно — не навсегда. Об этом, как всегда обиняками, рассказывает дзенский анекдот про западного профессора, отправившегося на учебу в восточный монастырь. Угощая приезжего, настоятель без устали лил чай в его чашку, хотя она давно уже переполнилась.

— Вы же видите, — удивился ученый, — в чашке нет места.

— Как и в вас, — ответил монах. — Вы настолько полны своим знанием, что мое просто не влезет.

Периодически опустошать себя, чтобы нашлось место для другого, — процедура, необходимая для гигиены ума. Однако опорожнить любое (а не только ментальное) пространство труднее, чем его затоварить. Хлам накапливается сам, но чтобы расчистить завал, нужна твердая мужская воля и мягкая женская интуиция. Первая помогает избавиться от ненужного, вторая — его опознать.