Кожа времени. Книга перемен

Но ничто не помогает справиться с невольным плагиатом. В нем виновен кризис воображения, вызванный бешеным взрывом интереса к сериалам. Телевизору не хватает оригинальных драм, идей, авторов. В пятимиллионной Дании, которая поставляет лучшие сериалы всей Европе, обнаружился такой дефицит сценаристов, что университеты вводят новые факультеты, а продюсеры разбирают студентов, едва успевших их закончить. И все потому, что на нас не напасешься, ибо тем, чем в XIX веке были романы, а в XX — кино, в XXI стали сериалы.

Роман долго был универсальным. Он обнимал жизнь и включал ее всю: быт и бытие, религию и философию, естественные науки и любовные шашни. За три века романы приучили относиться к себе серьезно, даже тогда, когда позволяли над собой смеяться. (В хорошем романе, как в пьесах Шекспира, всегда есть комический персонаж, часто — рассказчик, а иногда и автор.) Чтение заменяло образование, воспитывало чувства и учило чему попало. Не удивительно, что роман привык себя чувствовать королем литературы, но сегодня он еще царствует, но уже не правит. Демократия жанров упразднила ту узурпаторскую власть над действительностью, которая в моей школе называлась «реализм», а теперь — никак.

Конечно, роман уже давно начали хоронить, и каждый раз он выворачивался, предлагая нечто такое, что захватывало человечество и считалось мировым бестселлером. Скажем — «Сто лет одиночества», «Имя розы», «Код да Винчи», «Гарри Поттер». Но уже этот список выхваченных почти наугад книг демонстрирует кривую, спускающуюся по лестнице, ведущей вверх.

Прощаясь со второй декадой нашего века, я просмотрел перечень лучших романов, опубликованных за это время в Америке. Нет смысла его приводить, потому что все равно никто не вспомнит эти книги ни через десять, ни тем более через сто лет. Между тем если оглянуться на прошлый век, то мы обнаружим, что 1910-е были родиной великой модернистской словесности, начиная с большой троицы: Джойс, Пруст, Кафка. Сегодня таких нет и не будет — слишком много конкурентов. В борьбе с ними роман, как металл в мостах, переживает усталость жанра. Каждый раз, когда я вижу новый пухлый роман, меня охватывает ужас перед перспективой убить месяц на чтение.

У молодых всё еще хуже. Недавно я разговаривал с одной «миллениалкой», которая призналась, что их поколению не только книги, но уже и фильмы кажутся длинными.

— Два часа эмоционального напряжения, — сказала она, — слишком высокая цена за то, чтобы узнать, чем всё кончится.

И тут же, плюнув на вопиющее противоречие, она сказала, что сериалы — другое дело: смотришь неделями, а по воскресеньям — залпом.

Чтобы распутать этот парадокс, надо предположить, что сериалы дают то, что раньше предлагали другие виды искусства, а именно: массированную иллюзию реальности, вкрадчивое погружение в вымышленную жизнь, мерную, ритмически организованную композицию, чередование нарративной активности и темпераментных всплесков, океан занимательных подробностей и море интересных лиц. Короче, всё то, что нам давали толстые книги Диккенса, Толстого и всех авторов «романов с продолжением».

Именно поэтому классики так легко перебираются на малый, а не большой экран. Последний их калечит, превращая эпос в эпизод. Сюжет должен замкнуться на протяжении тех двух-трех часов, которые, как говорил Хичкок, зрителю отпускает мочевой пузырь. Кстати сказать, сам маэстро экранизировал только дурацкие книги, ибо в нелепой фабуле и абсурдной развязке видел вызов своему мастерству. Хороший роман редко поддается пересадке в кино и часто — в телевизор. Так, Англия построила могучую телеиндустрию на эксплуатации собственной словесности, нажимая с особым азартом на Джейн Остин.

Этот путь уже так хорошо протоптан, что вскоре каждая литература удвоит национальный канон за счет сериалов. Однако и это не исчерпает мировых ресурсов изящной словесности.

Дорвавшись до Борхеса, я от восторга и зависти исчеркал карандашом весь трехтомник, но один абзац обвел еще и фломастером, увидев в нем руководство к действию.

— Лучшие литературные герои вроде Дон Кихота, — писал аргентинский пророк, — так хороши, что могут без труда выбраться из переплета и зажить отдельной жизнью, участвуя в новых приключениях, не описанных автором.

Борхес, несомненно, прав. Гениальные литературные персонажи, которым ставят памятники благодарные читатели, — большая редкость и неоценимое богатство. Создать такого удается далеко не каждому писателю, пусть и великому в других отношениях (мне тут всегда приходит в голову Набоков). Понятно почему супергероям не сидится на книжной полке. И не надо!