Кожа времени. Книга перемен

Это не значит, что телевизор способен подменить собой всю литературу. Достаточно того, что сериал — это толстый роман сегодня. Приспособившись к эпохе, он сохранил свои субстанциальные черты. Прежде всего — неторопливость. Он научился у классиков заканчивать каждую главу так, чтобы читатели ждали следующую, которая приходила с очередным номером журнала. Собственно, великие книги XIX века и создавались как сериалы: главами-сериями и томами-сезонами. Это позволяло лучшим авторам, начиная с Диккенса, учитывать читательскую реакцию и корректировать романный курс. Не зря Эйзенштейн называл Диккенса изобретателем Голливуда.

Кино, однако, не способно заменить книги. В нем нельзя жить, как это делали читатели классических романов, создававших убедительную иллюзию альтернативной реальности. В кино мы ходим, как в гости, сериалы сами перебираются к нам, словно родственники, — с вещами и надолго. И когда они покидают наш дом, мы зовем других, чтобы заполнить образовавшуюся на голубом экране пустоту.

Интернационал сыщиков

Я не читаю детективы, я их смотрю. Исключительно из экономии: в телевизор больше влезает. Что касается художественной прозы, то хорошо написанный детектив — это «Братья Карамазовы». Мы почти до конца не знаем, кто убил Федора Павловича. Но и узнав, с наслаждением перечитываем книгу, тогда как обычный детектив работает один раз, как хлопушка, и мне жаль драгоценного читательского времени на то, чтобы триста страниц ждать выстрела. На экране на это уходит час-другой, а эффект тот же.

Есть, конечно, великое исключение, но и про Шерлока Холмса я больше читать не могу, потому что знаю все рассказы наизусть и уже вытащил из них все, что можно, в первую очередь — окрестности. Именно Конан Дойл открыл нам «закон убийственного притяжения»: преступление обладает сюжетной гравитацией, которая делает интересным всё, что его окружает. Преступник, причина действия и его виновник, заражает всё, чего касается, как это было с убийцей Литвиненко. Попавшая в детектив реальность становится радиоактивной и излучает зловещую энергию, вынуждающую нас с подозрением вглядываться в то, что показывают. Тут нет ничего невинного. Каждая деталь может оказаться уликой, а если не оказывается, то это — ложная улика, «красная селедка», подсунутая автором, чтобы карась не дремал.

Непременное условие существования детектива — повышенная алертность, которая обеспечивает этнографическое богатство. Пейзаж, в котором разворачивается уголовная история, обладает особым значением для свидетелей преступления — для нас.

Любовный роман живет в мире чувств. Драма идей пребывает в сфере абстракций. Абсурд не требует подробностей. Фантастика существует по ту сторону возможного. Но детективу нужно сугубо конкретное, предельно материальное, бесспорно опознаваемое место действия.

Собственно, поэтому детектив служит лучшим орудием познания. Он — глобус глобализации. Без труда (но не без насилия) криминальное повествование переносит нас в чужую страну, погружает в ее интимные проблемы, знакомит с экзотическими нравами, демонстрирует национальный характер и дешифрует уникальную ментальность.

Сегодняшнее телевидение — интернационал сыщиков, где наряду со сверхдержавами детективов участвуют и малые державы вроде Сингапура. Но еще лучше трехсоттысячная Исландия, снимающая на не понятном даже скандинавам языке популярные повсюду сериалы про убийц, дефицит которых в этой стране очевиден. Лет двадцать назад, правда, одного поймали, но он уже свое отсидел. Кстати сказать, в заключении преступник написал популярное пособие по ловле лосося.

Трудно представить себе страну, где стоит замок Кафки. Нет в мире пустыря, где Владимир и Эстрагон ждут Годо. Я хотел бы, но не могу вообразить ни Солнечный город Незнайки, ни Мир полудня Стругацких. Зато, наверное, нет человека, у которого не стоит перед глазами Лондон Шерлока Холмса. Ему, а не Шекспиру, не Джейн Остин и даже не Диккенсу принадлежит Англия. Пользуясь этим, она стрижет купоны. В бывшей империи по-прежнему никогда не заходит солнце: в любой стране кто-то смотрит английский детектив.

Сериал «Чисто английское убийство» показывают в 204 странах. Это на десять стран больше, чем в ООН, и на десять стран меньше, чем членов ФИФА. Зрители с благодарностью впитывают легенду о старой доброй Англии, которая имеет такое же отношение к действительности, как Шерлок Холмс, то есть — никакого. Но этот художественный вымысел стоит на трех китах, каждый из которых верно служит острову: уют, невозмутимость, юмор.

Классическое английское убийство отличает от всех остальных не психология преступника, не мастерство сыщика, не запутанность сюжета, а контраст между идиллическим местом действия и игрушечным кошмаром, который в нем происходит.

— В Англии, — писал американский классик жанра Рэймонд Чандлер, — детективы пишут пожилые дамы обоего пола.