Кожное лекарство (ЛП)

Глир сказал, что всё дело в страшном, злом колдовстве. На это указывали все знаки и символы ведьмовства.

Кобб рассмотрел нечто похожее на другую пещеру. Она напоминала яму с зазубренными краями, из которой выползали клубы то ли дыма, то ли тумана.

— Катастрофа, — произнёс Глир. — Видишь? Все фигуры лежат на земле. Мёртвые.

— Наверно, газ. Они докопали до залежей газа.

— Нет… Нет, думаю, всё намного хуже.

Он тяжело дышал, сметая пыль и песок со стен. Он чувствовал, что приближается к чему-то, но пока не мог осознать, к чему именно…

— Вот здесь… Это не газ… Что-то другое… Они выкопали что-то из земли, что-то ужасное…

Теперь и Кобб стал пристально изучать картинки.

Рядом было ещё одно изображение: всё та же яма с изъеденными краями и выползающим наружу туманом. Только теперь можно было различить, что туман сгустился над живыми и мёртвыми, как грозовая туча. Грозовая туча из черепов и дьявольских ликов.

Рисунки продолжались: облако выползло из пещеры и остановилось над деревней.

— Оно добралось и до них, — прошептал Глир, широко раскрыв глаза. Фонарь раскачивался в его дрожащей руке, а испещрённое морщинами лицо посерело. — Оно добралось до них, Джимми! Разве ты не видишь? Не видишь?

В этом месте рисунки резко обрывались, и новых не было.

Кобб не мог разобраться, что с ним происходит. Что-то ползало и скручивалось у него в животе, как черви, и от этого у него кружилась голова. Родимое пятно на спине горело и пульсировало.

Что-то с ним происходило, но он не понимал причины. Пока не понимал.

Индейцы что-то копали и добывали. Они прорубились глубоко в горну, отыскали пещеру и вломились в неё… И тогда что-то вышло наружу.

То, что убило многих из них.

Нечто действительно жуткое вышло из-под земли.

Глир почти тронулся умом. Он бегал вокруг, держа в руках кости и черепа, размахивая бедренными и большеберцовыми костями. Затем он поставил фонарь на край ямы и нырнул во все эти кости, как безумный пловец в могильное море. Он грёб и расшвыривал, искал и сортировал их. Он водил пальцами по гладким черепам, заглядывал в глазницы, постукивал по пожелтевшим зубам в изъеденных временем челюстях. Он гладил рёбра и сочленения грудины и смотрел на почерневшую тазовую кость, будто она принадлежала ему.

— Вылезай оттуда! — крикнул Кобб. — Чёрт, да ты сходишь с ума!

Глир выкарабкался наружу; кости падали за ним с сухим треском.

Кобб схватил его за шиворот и повалил на пол.

— Я не сошёл с ума, Джимми! Просто… Чёрт, теперь я знаю! Я понимаю! — он начал хихикать, и слюна струйкой потекла из уголка его рта, а всё тело начало трястись. — Эти кости… Ты только взгляни на них! Ближе, ближе!

Кобб посмотрел. И понял.

Все кости, лежащие в яме, были испещрены крохотными зарубками, порезами и царапинами. Кто-то резал и рубил их владельцев. А может, и хуже… потому что он обнаружил на них следы зубов.

— Каннибалы, — тихо сказал Кобб. — Совсем как на островах в Тихом океане, о которых я читал в детстве. Людоеды…

— Совершенно верно, сэр, совершенно верно! — Глир всё ещё смеялся, но на глазах у него выступили слёзы. — Но они сделали это не сами, Джимми Ли, нет, сэр! То, что они выкопали из земли… что бы это ни было… это изменило их, завладело их дикими языческими умами и превратило их в монстров…

Кобб схватил Глира и потащил вон из пещеры.

Тот бредил не переставая.

И, возможно, всё дело было в воображении Кобба, но ему казалось, что удушливый, едкий запах в пещере стал ещё сильнее. Ещё отвратительнее.

Будто он спал много лет, а сейчас, когда его потревожили, вновь начал разлагаться.

* * *

Кобб вытащил Глира наружу, и с помощью двух других мужчин потащил его обратно в хижину.

Глиру было совсем худо. Им пришлось приковать его к стене цепями, сорванными с бобровых ловушек, и прибить цепи к брёвнам. Он трясся и бормотал, как сумасшедший; слышал, как снаружи скребутся какие-то существа, которых никто, кроме него, не мог услышать. Он разговаривал с людьми, которых не было рядом. Говорил, что вернётся к корням своей матери, и просил защиты у Великого Духа.

Мужчинам ничего не оставалось, как оставить его на неделю в кандалах — изгаженного, визжащего и пускающего слюни.

— Думаете, я сошёл с ума, да? Думаете, я растратил последние крупицы разума, не так ли? — бормотал он одним ненастным вечером, когда порывистый ветер сотрясал стены хижины. — Но я не безумен. Потому что я знаю, что там было… Я чувствовал это тогда и чувствую сейчас. Может, ты, Кобб, или ты, Барлоу… Может, вы и не понимаете, о чём я говорю. Но Нулан… Не знаю, Нулан… Оно должно было коснуться и тебя, как коснулось тех индейцев. Я не говорю, что это было… но он добрался до одного из нас, потому что я чувствую его запах! Слышишь? Я чувствую его запах. Один из вас. Да, сэр, вы знаете, о чём я говорю, потому что вы просто ждёте, когда погаснет свет, чтобы можно было сожрать других. Я знаю это! Я знаю это! О да… Ха, Боже мой, мой дорогой Господь Иисус, эти индейцы, эти индейцы. Жарят младенцев, высасывают мозги из черепов и жуют плоть детей… жрут, жрут. Отдают своих дочерей в жертву тому, кто вышел прямиком из преисподней…