Козявкин сын

— Брось шутить, малый! — закричал старик. — Это я, Егоров брат...

— Какого Егора? — спросил Пашка и опустил ружье.

— Егора, сторожа, где он?

— Спит, иди.

Вблизи мужик совсем не похож на старика.

Пашка успокоился.

— А я думал — поджигатели.

— Что ты, Микишка, дяди не узнал.

— Я не Микишка.

— Не Микишка! И верно... а я думал Микишка прибег.

— Куда убежал-то?

— Кто ж его знает... Красноармейцы тут проезжали, так, стало быть, с ними убег.

IX. В ЗАТОНЕ

Орловский затон жил своей особенной жизнью. Рано утром гудок далеко разносился по воде, звенел в сосновом лесу, что полукругом раскинулся над затоном. Через час эхо на разные тона радостно передавало по лесу четкий стук клепальщиков, лязг цепей подъемного крана, свистки пароходов и громкие голоса рабочих.

В диковину Пашке было слышать столько всяких звуков, видеть работу, совсем не похожую на деревенскую.

«А и веселая работа, — думает Пашка. — Вот те раскатываются на катере взад и вперед, точно балуются и катер как-то свистит не по-серьезному: фью-фью-фьют... Вот кто-то цепями забаловался — залязгало железо».

— Давай! — раздался веселый громкий голос, и над стоявшими впереди Пашки баржами заболтался в воздухе на железных крючьях катер.

— Давай! — слышится еще задорнее тот же голос, и катер поплыл по воздуху на берег.

— Сто-оп! — катер тихонько опустился на высокие клетки из чурок.

Побежал Пашка поближе посмотреть на силача, который так легко поднимает катер, а уж крючья с цепями болтались в воздухе, направляясь обратно к своему месту.

Тут только Пашка заметил — точно из- под земли, или из воды появились рабочие в засаленных куртках, с длинными молотками в руках.

Застучали молотки по железу, заотдавалось в лесу эхо, точно и там такая же работа началась.

Пашке захотелось поработать — ничего хитрого нет. Подошел ближе.

— Опять инструмент выглядываешь, мошкара ползучая, — заругался рабочий, — вчера зубила стянули — марш отсюда!

Пашка даже не понял, что это к нему относится.

— Тебе говорят! — и рабочий опять выругался.

Брань очень обидела Пашку. Ему только бы дали поработать — увидали бы... а то — «мошкара ползучая» — мошкара вовсе не ползучая... Мошкары не видал видно»...

«Хоть и большие, а дураки», — решает Пашка и поплелся назад — к реке.

На берегу трое оборванных подростков удили рыбу; у каждого было закинуто по несколько удочек.

— Ты, что — леску обработать хочешь? — встретил его недружелюбно один. — Смотри... а то вот! — показал кулак.

— Зачем мне леска, я так... смотрю.

Мальчики следили за поплавками.

— Клюет здесь! — крикнул Пашка.

Мальчик подбежал, поднял удочку: на крючке вертел хвостом красноперый окунь. Еще насадил червяка — закинул.

— Погляди, — сказал он Пашке, — а я там.

Видит Пашка, что поплавок занырял, потом скрылся под водой и удочку потянуло от берега.

Пашка вскочил в воду, схватил удилище и подтянул леску к берегу. Вдруг всплеснулась вода, точно кто веслом ударил, и серебряным кольцом взвилась большая щука и шлепнулась на песок.

Схватил Пашка ее за жабры — бьет щука хвостом, вырывается.

— Щука! — заорал Пашка: — скорее!

Сбежались все ребята.

— Вот это — да-а! Ну, и рыбина... сегодня мы живем!

Решено было щуку обменять на хлеб, а на уху еще наловить.

— Давайте я обменяю, — вызвался один.

— Нет, я сбегаю, я знаю, куда снести, — перебил другой.

— Горюн пусть тащит, он умеет, — сказал хозяин удочки, — валяй Горюн, да больше проси.

Горюн убежал со щукой в поселок.

Долго ждали мальчишки Горюна, часто посматривали на горку к поселку, а он точно провалился куда.

— Карпуха! — закричал хозяин удочки, — разводи огонь, Горюн бежит.

— Сейчас! — откликнулся Карпуха и побежал к дровам. Схватил три полена.

— Нельзя! это пароходские, — бросился к нему Пашка и хотел отнять.

— Не лезь! Ишь хозяин нашелся — и ударил Пашку по носу.

Из носа потекла кровь, а из глаз слезы так и брызнули, не от боли, а больше от обиды. Пока Пашка примачивал нос, вернулся Горюн с целым караваем хлеба, а в подоле рубахи десяток картошек...

— О, о, живем! — закричали ребята. — Карпуха, вари уху, да скорее!

Из-под берега уже шел дым, это Карпуха развел огонь.

Через полчаса все сидели вокруг котелка с ухой, Пашка стоял около.

— Ты чего — садись, — приглашал Карпуха, — вот одной ложкой будем есть.

— Знамо, садись, — спохватились ребята, — хватит!

— Тебе жалко чужих дров, — говорил Карпуха Пашке, — ведь казенные!

— А казна-то чья — наша... Мужики казну делают, — не уступал Пашка.

— Дурак ты и больше ничего, сразу деревню видно, теперь все общее, понял?

— Хозяинов теперь нету.

— Вон, в городе, — продолжал Карпуха, когда все ребята развалились на траве, — у Пудовикова — купца было понапрятано... или в монастыре — в женском — целый погреб: и крупчатки, и меду бочки, масла сколько, сахару, — нашли — давай сюда, в общую, всем чтобы...

— Раздавали? — удивился Пашка.

— А как же!

— И вам досталось?

— И нам... вот по такому ломтю ситного, с медом, с маслом, и сахару по фунту.

— Ври, ври, — усомнился Горюн.

— А что, вру? Вот спроси Сеньку, что, не правда?

— Да еще и по воблине дали, — поддержал товарища Сенька.