Козлопеснь

Один из всадников, видимо, приходился магистрату родственником или другом. Во всяком случае, он сразу развернул коня и порысил в сторону деревни. Начальник был в ярости, но понимал, что проиграл.

— Отпусти его и мы отступим, — сказал он.

— Проваливайте, и я его отпущу, — ответил я. — Договорились?

— Тебе это так не сойдет, — сказал он.

— О, я бы не был так уверен, — ответил я. — Читал когда-нибудь «Телефа»?

Начальник выпучил глаза.

— Чего? — сказал он.

— «Телеф». Очень плохая пьеса Эврипида. Может, ты слишком молод для нее, я не знаю.

Начальник посмотрел на меня, на магистрата, на мою фракийскую саблю (которая, как я уже вроде бы упоминал, имела весьма практичный вид), секунду подумал и ответил:

— Да, я читал «Телефа». И что?

— Ты должен помнить, — сказал я, — что герой «Телефа» успешно проделал точно такой же фокус. Если у болтливого эврипидовского идиота получилось, то почему у меня не получится?

Не знаю уж, каким образом, но эта беседа помогла начальнику патруля принять, наконец, решение. Он спрыгнул с коня, жестом приказал своим людям сделать то же и пошагал в сторону деревни, ведя коня в поводу. Я начал двигаться в противоположном направлении. Когда я решил, что дистанция между нами достаточная, то отвесил магистрату хорошего пинка и рванул прочь со всей возможной скоростью.

Очень нескоро я осмелился остановиться и оглянуться назад. Никаких признаков всадников; никаких признаков Аристофана. Я швырнул меч наземь и выругался. Моя нелепая и совершенно несвойственная мне бравада не помогла спасти Аристофана. Я уселся на камень и спрятал меч — враги меня больше не беспокоили, как и все прочее. Весь предыдущий эпизод с магистратом, абсурдные угрозы и идиотские заявления, которые я делал, подкосили мой дух — мне хотелось лечь и заснуть. Я уже было решил вернуться в деревню и сдаться, когда на дороге показался чрезвычайно перепуганный афинский комедиограф.

— Где ты был, чтоб тебе провалиться?! — заорал я. — Боги, я о тебе беспокоился.

Он промчался мимо меня, не задерживаясь; я подумал — проклятье, всадники! — и кинулся за ним вслед. Через некоторое время он замедлил бег и остановился. Я догнал его.

— Ты псих, — сказал он. — Меня же из-за тебя чуть не убили...

Я устал, я был испуган и мне было все равно — тем не менее я не из камня. Я отвесил сыну Филиппа тяжеленного пинкаря. Он вытаращился на меня и проскулил:

— За что?

Выражение его лица было таким комическим, что я не смог удержаться от смеха. Мой хохот не показался Аристофану слишком заразительным; он потребовал, чтобы я взял себя в руки и вспомнил, что мы довольно далеко от Катаны. Я расхохотался еще сильнее; не думаю, что Аристофан имел когда-нибудь более благодарную публику. В конце концов он возвел очи горе и вопросил, чем он все это заслужил. Я задавил смех, схватил его за руку и потащил прочь с дороги. Мы заблудились, остались без еды и транспорта, двигались в неправильном направлении, вся Сицилия жаждала нашей крови, но были живы. Не такое уж маленькое достижение для пары комедиографов в мире, в котором не жалуют комедию.

ВОСЕМЬ

Ночь мы провели в придорожной канаве. Должно быть, я рассчитывал, что к утру наши проблемы рассосутся сами собой, потому что, проснувшись, испытал приступ дикого ужаса. Верный мой товарищ по-прежнему спал, свернувшись клубочком, как щенок или что-то такое же беспомощное и безмозглое, и я разбудил его пинком.

— Будь я проклят. Где мы? — простонал он.

— Я не знаю, — сказал я. — По-моему, это не та дорога, по которой мы шли вчера.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что вчера я никакой канавы не видел, — ответил я.

— И что это доказывает? — спросил сын Филиппа.

— Кроме того, — продолжал я, — это ведь сточная канава, правильно?

— Может быть, — сказал Аристофан осторожно.

— Конечно, это сточная канава, идиот. Стало быть, вода по ней должна куда-то утекать или откуда-то вытекать. Согласен?

Аристофан посмотрел на меня.

— Ты слишком часто встречаешься с Сократом, — сказал он.

— Согласен?

— Если тебе станет лучше, то да, согласен.

— И куда же впадать этой канаве, как не в реку Терий? — сказал я. — А Терий течет к побережью, прямо мимо Тротила. Согласен?

— И ты, конечно, знаешь, где этот Тротил расположен, — сказал Аристофан.

— Конечно, знаю. Он примерно в дне пути от Катаны. Я не знаю, на чьей стороне тротильцы, но может, они тоже не знают.

— И это как-то связано с тем, что у нас не осталось никакой еды?

Пожалуй, это был хороший вопрос, и я ответил на него с должной серьезностью, вдумчиво.

— Слушай, ты, — гаркнул я. — Я сыт тобой по горло. Ты и никто другой затащил нас в эту канаву, и я собираюсь вытащить нас отсюда, если получится. Но если ты еще хоть раз влезешь не в свое дело, я тебе язык отрежу.

— Ты и в самом деле владеешь словом, сын Эвхора, — сказал Аристофан. — И что же намерен делать?

— Мы последуем за этой канавой вплоть до ее логического завершения.

— Вверх или вниз?

Я взглянул на солнце.

— Вон туда, — сказал я, указав на север. — Затем пойдем вдоль реки к морю. Потом по берегу моря на север к Катане. Потом домой. Все просто.