Козлопеснь

Первым нашим побуждением было обобрать дом дочиста; через некоторое время, однако, мы слегка успокоились и ограничились чистой одеждой и пятидневным запасом еды. В новых шерстяных туниках, плащах, сандалиях и широкополых шляпах, при посохах и мечах (Аристофан раздобыл для себя один), с полными сумками припасов мы почувствовали себя благородными людьми. Кроме того, мы отыскали бритву и зеркало и подрезали волосы и бороды — вы представить себе не можете, какое удовольствие это мне доставило. Не стоит и говорить, что Аристофан не смог на этом остановиться и залез в семейный кошель. В нем обнаружилось двадцать статеров, и он наотрез отказался вернуть хотя бы один.

— Теперь, — заявил он, — нам нужна лошадь.

— Ты поистине ненасытен, верно?

— Да, — ответил он честно. — Я же афинян, в конце концов.

Тут он был прав. Никий и Демосфен потерпели поражение, но вот они мы, два афинянина, освобождающие Сицилию от ее богатств. Почему-то после ограбления я почувствовал себя лучше. Чуть-чуть лучше, совсем немного.

Уходя, я запер дверь так надежно, как мог, и оглянулся по сторонам. Я увидел две вещи: хорошую и плохую. Хорошая заключалась в том, что двери сарая были слегка приоткрыты, а внутри виднелась повозка — маленькая двухколесная бычья повозка, какими пользуются и у нас на родине. На ней стоял один из тех огромных корабельных кувшинов для зерна. В нем запросто может спрятаться взрослый мужчина, подумал я. Хозяева определенно отправились на праздник в тележке, запряженной ослом.

— Аристофан, — сказал я. — У меня идея. Как ты думаешь, быка тут держат в загоне?

— Скорее всего.

— Сможешь его найти?

— Конечно.

Когда он ушел, я выкатил повозку из сарая и проверил свою теорию. Я был прав. Кувшин оказался тесноват, но вполне удобен. Тут вернулся Аристофан, ведя в поводу большого белого быка. Вскоре нам удалось завести его под хомут и я его запряг.

— И что же это за идея? — спросил Аристофан.

— Залезай сюда, — сказал я, показывая на кувшин.

— И не подумаю, — ответил Аристофан.

Я указал на вторую вещь из увиденных мной — плохую — которая была уже гораздо ближе: облако пыли над дорогой примерно в миле от нас.

— Знаешь, что это? — спросил я.

— О боги, — сказал Аристофан, — это те проклятые всадники.

— Я тоже так думаю, — ответил я. — А теперь будь хорошим мальчиком и полезай в кувшин.

Он забрался в кувшин и я закрыл его крышкой. Потом я вернулся в дом, схватил два больших горшка зеленых оливок и метнулся к повозке.

— Аристофан! — окликнул я его.

— Да?

— Береги голову, — я поднял крышку кувшина и опорожнил в него горшки. — Извини, — сказал я. Затем я выбросил горшки, закрыл дверь в дом и забрался в повозку.

Верховые поравнялись со мной вскоре после того, как я выехал на главную дорогу. Это был тот самый патруль, который встретился нам прошлой ночью — я бы их ни с кем не перепутал. Я понимал, в какую рискованную игру играю. Я поставил две жизни и будущее афинской комедии на стрижку и бритье, на широкополую шляпу, на мою способность изображать местный акцент и на восемь медимнов зеленых оливок.

— Эй, ты, — закричал начальник патруля, мой старый друг. — А ну стой!

— Как скажешь, — ответил я. — В чем дело?

— Это твой дом вон там? — спросил начальник, показывая мечом в сторону ограбленного нами хозяйства.

— Нет, — ответил я. — Это моего двоюродного брата, он уехал на праздник в Леонтины. — Я так потел, что почти ослеп. На сей раз я отважился на сиракузский акцент. Я шел ва-банк.

— А ты почему не на празднике в таком случае?

— Не мой праздник, — ответил я. — Мы были на Деметриях в Сиракузах в прошлом месяце.

Это была отчаянная попытка. В доме я заметил маленькую терракотовую Деметру, совсем новую; и я припомнил, как кто-то в лагере рассказывал мне о празднике Деметры в Сиракузах. Боги ведают, почему я так рисковал — но это сработало. Начальник кивнул и не стал ко мне приглядываться.

— В гостях был? — спросил он.

— Верно, — ответил я. — Первая возможность выбраться из дома с самой войны. Везу вот оливки на побережье по просьбе брата. Они уже начали потеть, и он не хочет, чтобы они стояли до после праздника. А вы чего взыскались?

— Пара опасных афинян в бегах, — сказал начальник.

— Афинян, — повторил я. — Вот это новости. Не думал даже, что их так много уцелело, — и я хихикнул.

— Встречались ли тебе двое мужчин, оборванных, пешком?

— Высокий и пониже? Оба лысые?

— Точно.

— Появлялись такие около нашего дома сегодня утром, — сказал я. — Хотели есть и предлагали продать мула. У них были деньги, но нам их вид не понравился. Говор странный. Они ушли туда, откуда пришли, насколько я заметил.

— Когда это было?

— Может, час после рассвета, может, чуть попозже. Это были те афиняне, как ты думаешь?

— Похоже на то, да

— Опасные?

— Они угрожали магистрату смертью и ранили одного из моих людей.

— Скверно, — сказал я. — Очень скверно. Надеюсь, они будут держаться от меня подальше. Не оставишь ли со мной пару своих ребят, проводить до побережья?

Начальник покачал головой.

— Извини, — сказал он. — Но у тебя есть меч, так что все будет порядке.