Козьма Прутков и его друзья

Ну, скажите, мог ли быть причастным Козьма Прутков к происшествию с министром финансов, в ведомстве которого протекала его служба? Нет, ни единым помыслом своим. Ведь такое могло дойти (и доходило) до самого государя Николая Павловича, который, кстати, еще не подозревая об опасностях, ставших неотвязным кошмаром для его преемников, тоже любил гулять по Невскому один, без свиты и охраны, и делать замечания младшим офицерам по поводу нарушения ими формы одежды.

И тем более странно читать такие строки :

«В своем шутовстве Кузьма Прутков, как утверждают, бывал иногда достаточно неприличен. Одного своего знакомого провинциала, приехавшего первый раз в Петербург, он взялся будто бы свести в баню и привез в частный дом, где представил в его распоряжение гостиную для раздевания, чем наивный посетитель и воспользовался к неописанному ужасу невзначай взошедшего хозяина».

Но несмотря на столь предосудительное поведение Толстого и Жемчужниковых, дружба их с Козьмой Петровичем крепла с каждым днем к вящей пользе для отечественной литературы. Первоиздатели сочинений Пруткова писали, что в том же «1850 г. граф А. К. Толстой и Алексей Михайлович Жемчужников, не предвидя серьезных последствий от своей затеи, вздумали уверить его, что видят в нем замечательные дарования драматического творчества».

Тогда-то и была написана комедия «Фантазия», вызвавшая переполох не только в театральном и журнальном, но и государственном масштабе.

9

В Александрийском театре ожидали самого государя Николая Павловича, пожелавшего своим высочайшим присутствием почтить представление, впервые дававшееся на сцене императорского театра.

Козьма Прутков гордо, но скромно восседал в ложе, абонированной А. К. Толстым, но ни графа, ни Алексея Жемчужникова, приглашенных на какой-то бал, в театре не было. Присутствовали их родственники и среди них — Лев Жемчужников, молодой художник, один из авторов будущего знаменитого портрета К. П. Пруткова.

Партер был уж полон, ложи блистали, из оркестровой ямы доносилась какафония настройки. Козьма Петрович еще раз углубился в изучение афишки, помещенной в «Северной Пчеле» в тот же день, то есть 8 января 1851 года, а также продававшейся капельдинерами.

Кроме прочего, в ней значилась шутка-водевиль «Фантазия», написанная Козьмой Петровичем. Но он из скромности, а также, по его словам, «опасаясь последствий по службе», подписал комедию не своим именем, а последними литерами латинского алфавита «Y и Z».

«Фантазия» была представлена в дирекцию императорских театров 23 декабря минувшего года чрез гг. А. М. Жемчужникова и А. К. Толстого, и вскоре на ее титульном листе появилась надпись цензора: «Одобряется для представления. С.-Петербург, 29 декабря 1850 г. Дейст. ст. советник Гедерштерн».

Не будем описывать прибытие императора в театр, не будем рассказывать содержание первых трех номеров

программы, с достаточной полнотой освещенных историками литературы. Прутков едва дождался начала своей комедии.

Поднялся занавес. Сцена представляла собой сад перед дачей богатой старухи Чупурлиной. Посреди сада виднелась беседка, очень узенькая, в виде будки... И над ней развевался флаг с надписью : «Что наша жизнь?»

И вот что происходит на сцене :

Старуха Чупурлина очень любит свою моську Фантазию и совсем не любит свою молоденькую воспитанницу Лизаньку, к которой, в надежде на богатое приданое, сватаются шесть женихов разом — молодой и резвый немец Либенталь, лукавый Разорваки, торговец мылом князь Батог-Батыев, приличный человек Кутило-Завалдайский, застенчивый господин Беспардонный и нахал Миловидов. Все они ухаживают за Лизанькой, и лишь Либенталь обхаживает старухину моську Фантазию. Но вот моська пропадает. Старуха обещает руку Лизаньки тому из женихов, кто отыщет Фантазию.

Оркестр играет бурю из «Севильского цирюльника». По сцене с лаем бегают собаки — от дога до шавки. Женихи ловят собак, обкарнывают их под моську и являются с ними к старухе...

Но оторвем взгляд от сцены и перенесемся в императорскую ложу. Царь Николай Павлович уже давно хмурит брови. Лай бегающих по сцене собак, невразумительные для зрителя, неподготовленного к творчеству Козьмы Пруткова, диалоги — все это подогревает в нем, мягко говоря, недоумение.

Кутило-Завалдайский вытаскивает на сцену упирающегося громадного датского дога и уверяет старуху Чупур-лину, что это и есть ее моська. Миловидов притаскивает детскую игрушку — деревянную собачку — и показывает ее издали.

— Подберите фалды! — кричит Миловидов.— Он зол до чрезвычайности!

Именно при этих словах случилось событие, оставшееся надолго в памяти тех, кто при нем присутствовал.

Император встал и покинул ложу.

У выхода он сказал директору императорских театров А.М. Гедеонову:

— Много я видел на своем веку глупостей, но такой еще никогда не видел.

После этих слов Николай I уехал из театра⁸.