Козьма Прутков и его друзья

Сперва подыскался было и автор исследования — некий Игорь Семенович Прутков, младший научный сотрудник какого-нибудь Института восточно-западной литературы имени Козьмы Пруткова, последние пятьдесят лет упорно работающий над собиранием материалов к диссертации об особенностях творчества поэта и директора Пробирной Палатки. Мы вообразили себе не только благородное негодование, которое испытывали бы строгие рецензенты, читая труд, публикуемый не по решению Ученого совета, но и те аргументы, в которые было бы облечено вышеупомянутое негодование.

Во-первых, кто-нибудь немедленно сообщил бы, что Игорь Семенович Прутков — не потомок Козьмы Петровича Пруткова, а по некоторым сведениям и не однофамилец последнего. Во-вторых, было бы с легкостью доказано, что автор пытался объять необъятное, но не преуспел в этом. В-третьих, некоторые критики, блистая эрудицией, рассказали бы то, что автор упустил в своем труде по части раскрытия историко-литературного подтекста сочинений Козьмы Пруткова. В-четвертых, автора обвинили бы в неуместных отступлениях от строгого академического стиля и в творческой несамостоятельности. В-пятых, вспомнив о безупречном чувстве меры у Козьмы Пруткова, нашли бы, что автор им не отличается, так как ворошит то, что следовало бы давно забыть...

Короче говоря, не совсем отказавшись от сотрудничества И. С. Пруткова, мы решили не подвергать его тяжким испытаниям и взять на себя весь груз упреков и обвинений.

1

Творческую судьбу Козьмы Пруткова иначе как счастливою не назовешь.

Вот ты, читатель, обронишь иной раз мудрую фразу: «Что имеем — не храним; потерявши — плачем», и

сам того не знаешь, что повторил ее вслед за Козьмой Прутковым.

Ты жалуешься, что у тебя остался «на сердце осадок».

Ты оправдываешь неудобство от какого-нибудь новшества словами: «Новые сапоги всегда жмут».

Ты предупреждаешь: «Держись начеку!»

Ты поучаешь: «Лучше скажи мало, но хорошо».

Ты рассуждаешь: «Все говорят, что здоровье дороже всего; но никто этого не соблюдает».

А о Козьме Пруткове не думаешь!!!

Разве что, заметив: «Нельзя объять необъятное», добавишь: «как сказал Козьма Прутков». Да и то не всегда.

А многие ли писатели прошлого и настоящего могут похвастаться таким глубоким проникновением в родной язык плодов их творчества?

Другое дело — где собирал писатель эти плоды. В народе, разумеется. И обогатив народную мудрость художественной формой, он возвращает ее народу в виде афоризмов, стихов, пьес, рассказов, романов, предисловий, заявлений и деловых бумаг.

Литературная деятельность Козьмы Пруткова протекала в пятидесятые — начале шестидесятых годов XIX века, в период острой политической и литературной борьбы. И хотя Козьма Петрович Прутков, в силу служебного положения, особенностей творчества и некоторых свойств своей личности, предпочитал стоять «над схваткой», он, как утверждает один из его близких друзей и биографов А. Жемчужников, «удостоился занять в литературе особое, собственно ему принадлежащее место».

Козьма Прутков превзошел своих предтеч и современников: Рудого Панька, Ивана Петровича Белкина, Ивана Чернокнижникова, Конрада Лилиеншвагера, Якова Хама, Аполлона Капелькина и других по разнообразию жанров, в которых он работал. Стихами он писал басни, эпиграммы, лирику, баллады. Не чужды ему были драматические жанры: комедия, водевиль, драма, мистерия, естественно разговорное представление... В его прозе можно усмотреть автобиографический, публицистический, исторический и эпистолярный жанры. Он писал полемические статьи и проекты. И наконец, своими афоризмами прославился как философ.

Отдельные произведения К. П. Пруткова вошли в литературные хрестоматии уже вскоре после его смерти, последовавшей в 1863 году. Однако «Полное собрание сочинений», о котором он неоднократно мечтал, вышло лишь в 1884 году. Имя Козьмы Пруткова, ставшее к тому времени легендарным, прославилось еще больше. Первый тираж (600 экземпляров) был раскуплен сразу же. В следующем году оно было переиздано двухтысячным тиражом. В 1916 году вышло двенадцатое издание.

В наше время насчитываются десятки изданий — от академических до иллюстрированных и карманных.

«Козьма Прутков,— пишет исследователь его творчества Б. Я. Бухштаб,— вошел в обиход русского читателя, завоевал репутацию классика без всякой критической указки, ибо ни один сколько-нибудь значительный русский критик не писал о нем».

Это утверждение не совсем точно. Еще при жизни Козьмы Пруткова о нем писали Добролюбов, Чернышевский, Аполлон Григорьев и многие другие критики. Он оказал несомненное влияние, например, на некоторые стороны творчества Салтыкова-Щедрина, и не раз восхвалялся Достоевским.

Сам Прутков тоже был под большим влиянием многих и многих. Он перенял у некоторых людей, пользовавшихся успехом, самодовольство, самоуверенность, даже, извините, наглость, и считал каждую свою мысль истиной, достойной оглашения. Он считал себя сановником в области мысли. И это понятно. Он был сановником в жизни — директором Пробирной Палатки в системе министерства финансов.