Читаем Козьма Прутков и его друзья полностью

«Собака, сидящая на сене, вредна.

Курица, сидящая на яйцах, полезна.

От сидячей жизни тучнеют: так, всякий меняло жирен».

Говорят, что в одной отдельно взятой фразе мы гениальны как Козьма Прутков.

Зимой кругом бело. Летом снега нет.

К художнику Федотову ходили братья Агины, преподаватель рисования Бернардский и отдаленно похожий судьбой на Федотова богатый Лев Жемчужников.

Когда посторонних не было, говорили о русской литературе. Приходили молодой Федор Достоевский в бедном сюртуке и ослепительно чистом белье, поэт Плещеев и молодой поэт Николай Алексеевич Некрасов, уже показавший голос :

Цепями с модой скованный,

Изменчив человек.

Настал иллюстрированный В литературе век.

Он готовил юмористический альманах с иллюстрациями. Достали деньги, выбрали название. «Первое апреля». Там же поместили эпиграмму «Он у нас осьмое чудо» :

...Он с французом — за француза,

С поляком — он сам поляк,

Он с татарином — татарин,

Он с евреем — сам еврей,

Он с лакеем — важный барин,

С важным барином — лакей.

Кто же он? (Подлец Булгарин Венедиктович Фаддей.)

То, что в скобках, не было напечатано. В иллюстрациях часто хотели изобразить то, что не позволяла цензура сказать словом.

Санкт-Петербург — город великолепный, стоящий на Неве.

В Париже возводили баррикады.

В Петербурге искали Валериана Майкова, но он уже умер; арестовали Петрашевского, Достоевского, еще одного Достоевского — о третьем забыли, арестовали Бернардского, Ястржемского, Плещеева...

Бернардского освободили. Он рассказал Жемчужникову, что его привели в комиссию, назначенную по делу Петрашевского.

Один генерал спросил :

— Вы коммунист?

— Нет, я Бернардский,— ответил преподаватель рисования.

Посмотрели на него генералы, тихо переговорили между собой и приказали освободить его из заключения.

Лев Жемчужников прославился тем, что вместе с художниками Бейдеманом и Лагорио нарисовал портрет Козьмы Пруткова.

Вскоре умер Николай I.

Александр II тоже не любил литературы, но разрешил журнальную полемику.

Это было для Козьмы Пруткова тяжелым испытанием.

Он никак не мог уловить твердых начальственных нот. Почва под ним всколебалась, и он стал роптать.

Вопросы, вопросы, вопросы, поднимаемые в печати, вызывали его возмущение.

Козьма Прутков всюду кричал о рановременности всяких реформ и о том, что он «враг всех, так называемых вопросов!».

Молодежь совсем распоясалась, у всех появились убеждения. Жизнь была отперта.

«Собственное» мнение появилось у каждого.

Но разве может быть собственное мнение у людей, не удостоенных доверием начальства? .

Откуда оно возьмется?

На чем основано?

Когда неизбежность реформ сделалась несомненной, он, по словам его друзей, «старался отличиться преобразовательными проектами»..

Одним из таких проектов был «Проект о введении единомыслия в России», написанный в 1859 году, но опубликованный лишь в 1863.

Он предложил покончить со всеми вопросами одним махом.

Как?

Очень просто.

Несогласие во мнениях проистекает оттого, что нет материала для мнения. А таким материалом может быть только мнение начальства.

Но как узнать мнение начальства?

Жизнь и художник перестраивают поэтические структуры и изменяют значение слов, подчиняя их потребности выражения времени. Это очень ясно в пародии. «Дон-Кихот» — роман о гуманисте. Козьма Прутков не Дон-Кихот, а трезво мыслящий чиновник.

Генерал Клейнмихель Петр Андреевич наблюдал за стройкой Зимнего дворца после пожара.

За работу свою Клейнмихель, уже граф, получил золотую медаль с надписью :

«Усердие все превозмогает».

Козьма Прутков пошел дальше: «Бывает, что усердие

превозмогает и рассудок».

21

В преамбуле «Проекта» говорится:

«Правительство нередко таит свои цели из-за высших соображений, недоступных пониманию большинства. Оно нередко достигает результата рядом косвенных мер, которые, могут, по-видимому, противоречить одна другой, будто бы не иметь связи между собой. Но это лишь кажется! Они всегда взаимно связаны секретными шолнерами15 единой государственной идеи, единого государственного плана; и план этот поразил бы ум своею громадностью и своими последствиями! Он открывается в неотвратимых результатах истории. Как же подданному знать мнение правительства, пока не наступила история?»

Замечание Пруткова относительно мероприятий царского правительства было очень верным : сегодня — одно, какое-то время спустя — нечто совершенно противоположное.

Но в раздумьях Пруткова есть и существенный изъян — он не сообщил, когда же наступает история?

Человеку не обойтись без благодетельных указаний. «Иные люди,— писал он,— даже вполне благонамеренные, сбиваются иногда злонамеренными толкованиями».

Для «установления единообразной точки зрения на все общественные потребности и мероприятия правительства» Козьма Прутков предложил «учреждение такого официального повременного издания, которое давало бы руководитель-ные взгляды на каждый предмет».

Редактором такого органа мог быть только сам Прутков.

Когда Прутков подал проект в «один из торжественных дней на усмотрение» начальства, оно сочло усердие Козьмы Петровича медвежьей услугой и забраковало этот выдающийся документ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное