Читаем Козьма Прутков и его друзья полностью

Важной вехой в судьбе творческого наследия Козьмы Пруткова было издание его «Полного собрания сочинений» с портретом автора. В 1884 году исполнилась мечта поэта, которую он лелеял с тех самых пор, когда были напечатаны его первые басни.

Некогда в своем завещании Козьма Прутков писал :

«Я... в особенности дорожил отзывами о моих сочинениях приятелей моих: гр. А. К. Толстого и двоюродных его братьев Алексея, Александра и Владимира Жемчужниковых. Под их непосредственным влиянием и руководством развился, возмужал, окреп и усовершенствовался тот громадный литературный талант мой, который прославил имя Пруткова и поразил мир своею необыкновенною разнообразностью...

Благодарность и строгая справедливость всегда свойственны характеру человека великого и благородного, а потому смело скажу, что эти чувства внушили мне мысль обязать моим духовным завещанием вышепоименованных лиц издать полное собрание моих сочинений, на собственный их счет, и тем навсегда связать их малоизвестные имена с громким и известным именем К. Пруткова».

Один из душеприказчиков Пруткова, а именно А. К. Толстой, скончался в 1875 году. За подготовку издания взялись Владимир и Алексей Жемчужниковы. Выполняя волю покойного Пруткова, они подготовили издание — произвели тщательный отбор произведений, снабдили их комментариями, написали биографический очерк.

И в тот же год в газетах и журналах появилось множество рецензий на «Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова». Нововременский публицист Буренин писал:

«За исключением Некрасова, прочие современные поэты, даже из довольно крупных, очень скучают на полках книжных магазинов и по целым годам ждут покупателей. И вдруг шуточный поэт Козьма Прутков, слава которого относится к пятидесятым годам, разошелся в несколько дней!..»

Но мы не можем умолчать и о том, что большинство откликов отличались сугубой недоброжелательностью. Рецензенты проделали над Прутковым любопытную работу. Во-первых, они превратили его в шуточного поэта, а во-вторых, объявили шутки неуместными.

Радикальные «Отечественные записки», предложив вместо прутковского «никто не обнимет необъятного» свой афоризм: «никто не вернет невозвратного», уверяли читателя, раскупившего книгу Козьмы Петровича :

«Прошло время, когда читатель мог удовлетворяться беспредметным и бесцельным смешком, остроумием для остроумия. Общество доросло до идей — их оно прежде всего и (требует с писателя».

Да, времена переменились. Журналисты, отражавшие взгляды народнической интеллигенции, уже не признавали благонамеренности в литературе. От «врага всяческих вопросов» они требовали, чтобы он, хоть из могилы, но ставил общественные вопросы. А главное, они доказывали, что юмор — дело серьезное.

Рецензент «Дела» примерно так и выражался: «Прекрасная вещь — остроумие. Но его значение — чисто служебное и находится в зависимости от той цели, которая посредством его достигается. Если вы шутите и острите только за тем, чтобы вызвать смех — вы только весельчак и забавник, быть может, очень приятный в обществе, но с которым едва ли кто захочет говорить серьезно. Если за вашими шутками есть нравственная подкладка, моральное поучение или вообще какая-нибудь идея — вы можете приобрести значение уже не забавника, а в полном смысле слова деятеля, значение деятельности которого будет прямо пропорционально ширине руководящей им идеи...»

Приведя полностью (!) басни Пруткова, рецензент говорит, что «они невольно вызывают улыбку, а потом вызывают недоумение. Что все это такое? — спрашиваете себя. Для чего талантливый — бесспорно талантливый автор теряет свой труд, свое остроумие, что собственно он сказать хочет?».

Признавая гениальность Козьмы Пруткова, ему отказывали в праве на бессмертие.

Иначе расценил творчество поэта А. Н. Пыпин, нарисовав предварительно мрачную картину николаевской эпохи. «В это время,— писал он в «Вестнике Европы»,— и явился К. Прутков, произведения которого тотчас обратили на себя всеобщее внимание, т. к. вносили в литературу элемент, который по времени был очень кстати. Нужно было чем-нибудь развлечь людей в том состоянии апатии, подавляемого недовольства и скуки, из которых не было выхода ; выход нашелся— в смехе... Смех этот не был однако бессодержателен...»

В. П. Буренин обвинял «Отечественные записки» и «Дело» в отсутствии чувства юмора:

«Что бы ни кричали современные либеральные критики о пустоте и безыдейности стихов и прозы почтенного «директора пробирной палатки», в этой прозе и в этих стихах есть два качества, к сожалению, довольно редко встречающиеся в наше время, «доросшее до идей», во-первых, в ней виден неподдельный талант, во-вторых, тщательная художественная обработка. Смешно требовать от стихотворных шуток

Козьмы Пруткова той идейности, которая даже и в современной сатире выражается в форме либерального протеста против надзора городовых и дворников и идет не далее такого протеста».

Некогда ходивший в либералах Буренин вспомнил и ту эпоху, когда начал творить Козьма Прутков :

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное