Читаем Козьма Прутков и его друзья полностью

«Религиозность в детстве — важный элемент всей жизни в будущности, хотя бы после эта религиозность совсем исчезла (пример моей религиозности в детстве и юности). Отсутствие религиозности в детстве должно быть заменено чем-нибудь другим. Пустое место после нее — страшно...»2

Пока же все его письма к отцу дышат религиозной экзальтацией. Михаил Николаевич Жемчужников, несмотря на свои многотрудные обязанности, связанные с постом петербургского гражданского губернатора, по-прежнему уделяет большое внимание детям.

Он посещает своих младших сыновей в Царском Селе, где они еще не в кадетских курточках, а в красных русских рубашках учатся грамоте и счету в приготовительном классе под надзором классной дамы мадам Бониот. Он исправно отвечает на письма старших.

Маленькие Жемчужниковы проводили летние каникулы на дачах у сестер покойной матери — у княгини Львовой в Лесном корпусе и у вдовы коменданта Петропавловской крепости Марии Алексеевны Крыжановской в Петергофе.

О Петергофе у младших Жемчужниковых осталось воспоминание, связанное с курением. Местный архитектор угостил малышей сигарами. Владимир тотчас отдал свою Александру, который спрятал ее в карман, а Лев продолжал курить. У него закружилась голова, началась рвота, он высунулся из окна и выпал во двор со второго этажа. К счастью, он попал на бельевые веревки, которые спружинили и смягчили падение. С тех пор Лев вообще не курил. В корпусе он, как и Александр, отличался проказами — то станет в присутствии офицера угрожающе точить нож, то начертит у спящих кадетов ляписом на лбах кресты...3

В корпусе они благополучно перешли из малолетнего отделения мадам Бониот в третью роту, где им, как и всем другим, завязывали на ночь длинные рубашки узлом, ниже ступней, секли за шалости, где их выучили хорошо говорить по-французски и отчасти по-немецки, водили гулять в Царскосельский дворцовый сад, а Владимира Жемчужникова, как одного из благонравнейших, отправляли во дворец играть с детьми царя.

Зимой, во время праздников, Михаил Николаевич брал для своих детей ложи в театрах. Алексей объяснял младшим содержание пьес, а по возвращении из театра они обязаны были передавать отцу свои впечатления. Алексей же писал пьесы для домашнего театра. Их разыгрывали в присутствии отца и его знакомых в гостиной губернаторского дома в Коломне. Там висел на стене большой портрет Василия Алексеевича Перовского, написанный Брюлловым. Анфилада комнат, множество зеркал «наводили какое-то странное впечатление» на мальчиков, и они пробегали в отцовский кабинет или столовую с бьющимися сердцами, особенно по вечерам, когда комнаты были скудно освещены.

В 1837 году в Петербурге случился большой пожар. Загорелись от печей деревянные конструкции Зимнего дворца, и он выгорел весь — остался только каменный остов. Пламя восходило к небу столбом, зарево и тучи дыма видны были и из окон, к которым приникли воспитанники казенных заведений. Михаил Николаевич в назидание сыновьям рассказывал, как государь приказал солдатам оставить свои личные покои на съедение огню и спасать картины из Эрмитажа. И даже нарочно бросил бинокль и разбил зеркало, которое они, рискуя жизнью, пытались вытащить из царских аппартаментов. А когда императора спросили, не нужно ли вынести бумаги из его кабинета, то он на это ответил:

— У меня нет там никаких бумаг. Я оканчиваю свою работу изо дня в день, и все мои решения и повеления тогда же передаю министрам...

Но эти детские впечатления не могли пересилить позднейшие разочарования и недовольство казенным строем жизни.

Еще лучше запоминались анекдоты. В кадетском корцу-се с Николаем I был случай, который Александр Жемчужников потом расскажет от имени Козьмы Пруткова:

«Некий начальник, осматривая одно воспитательное заведение, зашел, между прочим, и в лазарет. Увидев там больного, спросил его: «Как твоя фамилия?» Тому же послышалось, что его спрашивают, чем он болен, а потому с

стыдливостью отвечал: «Понос, ваше превосходительство».— «А! греческая фамилия», — заметил начальник».

Много позже, когда появится возможность говорить открыто, Лев Жемчужников напишет:

«Незабвенный» император Николай I, вступивший на престол при громе пушек и при громе пушек сошедший в могилу, наследовал безумие отца и лицемерность своей бабушки. Он совмещал в себе качества противоположные: рыцарство и вероломство, храбрость и трусость, ум и недомыслие, великодушие и злопамятность.

Царствовал он тридцать лет и, думая осчастливить Россию, разорил и унизил ее значение».

Под надзором генерала Клейнмихеля Зимний дворец восстановили с поразительной быстротой. Клейнмихель стал графом и обладателем уязвимого девиза: «Усердие все превозмогает», остроумно переиначенного Козьмой Прутковым.

2

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное