Козьма Прутков и его друзья

Ты прислонися ко мне, деревцо, к зеленому вязу:

Ты прислонися ко мне, я стою надежно и прочно!

Как-то странно говорить тут о литературе, но это так... Да, русская литература не мыслится без любовной лирики Алексея Константиновича Толстого.

Ты не спрашивай, не распытывай,

Умом разумом, не раскидывай:

Как люблю тебя, почему люблю...

* * *

Не ветер, вея с высоты,

Листов коснулся ночью лунной;

Моей души коснулась ты...

И еще, и еще... И наконец;

Коль любить, так без рассудку,

Коль грозить, так не на шутку,

Коль ругнуть, так сгоряча,

Коль рубнуть, так уж сплеча!

Коли спорить, так уж смело,

Коль карать, так уж за дело,

Коль простить, так всей душой.

Коли пир, так пир горой!

В этом стихотворении многие видели черты русского характера. Толстой умел и прощать, и любить. Он был богатырем, человеком громадной силы. Ни один из знавших его никогда не сказал и не написал о нем дурного слова. Все говорили о его душевной щедрости, благородстве...

4

В Пушкинском доме хранится небольшая овальная акварель, относящаяся к 1851 году. Зима, снег, круча под усадьбой, внизу — замерзшая Тосна... Ухватившись за дерево, Толстой помогает одолеть подъем карабкающемуся следом за ним Алексею Жемчужникову.

С двоюродными братьями Толстой видится очень часто, а Алексей Жемчужников чувствует себя в Пустыньке как дома. И. А. Бунин в своих автобиографических заметках вспоминает, как Алексей Михайлович рассказывал ему: «Мы, я и Алексей Константинович Толстой... жили вместе и каждый день сочиняли по какой-нибудь глупости в стихах, потом решили собрать и издать эти глупости, приписав их нашему камердинеру Кузьме Пруткову». Заметки Бунина изданы в 1927 году; за четверть века, прошедших после разговора с Жемчужниковым, фамилия Фролова стерлась в его памяти...

Несмотря на свою увлеченность Софьей Андреевной, на тревоги, Толстой не утрачивает способности шутить.

Тогда и было создано стихотворение о юнкере Шмидте, которое не раз наводило на размышления исследователей творчества Козьмы Пруткова. Например, Б. Бухштаб назвал его «гениальным» по «тупости», а В. Сквозников позволил себе усомниться в этом штампованном определении сущности смешного в прутковском творчестве, не говоря уже о таком качестве, как «бесконечная ограниченность» — сочетании слов несовместимом и бессмысленном. И хотя В. Сквозников тоже терзает бедных «русских подражателей Гейне», уверяя, что стихотворение о юнкере Шмидте «скорее всего» пародия, потом он отходит от этого объяснения, соглашаясь, что если у Пруткова и стоит где-нибудь ссылка на того же Гейне, то это может быть просто озорной придумкой, припиской задним числом. В. Сквозникова подкупает это стихотворение «своей трогательностью, полной незащищенностью от обличений со стороны критики, от насмешек»⁵. И ему даже видится не надменный петербургский чиновник с изжелта-коричневым лицом, каким стал впоследствии Козьма Прутков, а уездный фельдшер или почтальон, умирающий от скуки, уныло мечтающий о неведомой красивой жизни, тайно пописывающий стишки. Стихотворение писал большой поэт, у которого превосходная рифма («лето» — «пистолета»), мастерская чеканка ритма, а вот перенос ударения ради сохранения метра (честное) и должно быть смешным обличением провинциального рифмоплета-любителя.

Алексей Константинович Толстой и Алексей Михайлович Жемчужников в Пустыньке. Акварель. 1851.

Но В.Сквозников замечает и другое — добрую интонацию: «Если человеку, утратившему вкус к жизни, находящемуся в состоянии подавленности, скажут: «Юнкер Шмидт, честное слово, лето возвратится! » — то это будет шуткой, но ведь ободряющей шуткой!»

И от этого можно сделать всего один шаг — к состоянию самого Алексея Толстого, который, разумеется, вкуса к жизни не утратил, но, страдая от упреков матери, от неясности чувства Софьи Андреевны, мог взбодрить себя иронией. То, что стихотворение стало достоянием Козьмы Пруткова,— дело другое. Оно очень талантливо, потому что, иронизируя над собой, Толстой прикоснулся к большому чувству. Не потому ли это стихотворение так выделяется во всем наследии Пруткова? Оно действительно трогает. Ощущение чего-то большого, глубинного остается даже в пустячке...

5

С весны и почти весь 1851 год Иван Сергеевич Тургенев был в Спасском-Лутовинове. Но его часто поминали в письмах.

Софья Андреевна похваливала Тургенева. Толстой воспринимал эти похвалы ревниво и, наверно, не без основания.

«...Но теперь поговорим о Тургеневе,— писал он к Миллер.— Я верю, что он очень благородный и достойный человек, но я ничего не вижу юпитеровского в его лице!..»

Что-то между Тургеневым и Софьей Андреевной было в самом начале их знакомства. Но что? Тургенев писал ей потом :