Козни качка (ЛП)

Я не слышу остальную часть их разговора. Пятясь, я на цыпочках поднимаюсь по узкой лестнице, тихо, как церковная мышь, пока не достигаю святилища его спальни. Стоя в ногах кровати Роуди, я тяжело дышу, глядя на его темно-синее покрывало и четыре подушки, сложенные в изголовье кровати.

В углу горит лампа, мой маленький чемодан аккуратно пристроен в углу голубой комнаты. Темно-синие стены, белая деревянная отделка — в общем, комната для мальчиков.

Я собиралась спать в гостевой комнате, но Роуди не солгал, когда сказал маме, что мы не смогли найти запасной комплект простыней. Сколько бы мы ни искали, ни одного комплекта не нашли — не то чтобы он знал, где искать, и даже не потрудился спросить у мамы, где они, наверное, чтобы я была вынуждена спать с ним.

Я иногда такая невежественная. Как я могла не знать, что он влюбляется в меня в то же самое время, когда я влюбляюсь в него?

Потому что я была слишком занята, смотря на него горящими глазами, вот почему!

Сняв толстовку, натягиваю край своей поношенной майки на пояс шорт для сна. Пробегаю рукой по влажным волосам, все еще мокрым после душа.

Замираю, когда шаги раздаются наверху лестницы, останавливаясь в ванной. Дверь закрывается, грохот эхом отдается в коридоре.

Через несколько минут в туалете смывается вода.

Кран работает, как мне кажется, целую вечность.

Он, должно быть, чистит зубы или бреется, или, о боже, я хочу, чтобы он поторопился и уже вернулся сюда, чтобы я могла перестать ерзать, ходить, как тигр в клетке.

Дверь ванной комнаты открывается.

Один шаг, затем два, и Роуди стоит за дверью своей спальни; я слышу, как он колеблется. Раздумывает. Слышу, как его рука неподвижно лежит на дверной ручке. Три коротких удара костяшками пальцев по дереву заставляют мое сердце прыгать, как камень по озеру.

В дверной ручке потрескивает электричество, и я смотрю, как она медленно поворачивается.

— Да?

Почему он стучит? Это ведь его комната.

И почему я только что сказала «да», а не «заходи»?

— Входить безопасно?

— Безопасно. — Я позволила нервному смешку проскользнуть через мои губы, прижимая руку к животу, чтобы подавить его, когда он трепещет.

Большое тело Роуди проскальзывает сквозь щель в двери, как мышь, протискивающаяся сквозь дырку в стене, будто ему поручено защищать мою скромность.

Он стоит широкой спиной к двери, обводя взглядом мои свежевыбритые ноги, останавливаясь, чтобы рассмотреть пушистых белых барашков на моих шортах — если их можно так назвать. На самом деле, это практически нижнее белье, едва прикрывающее мою задницу, бледно-розовое, гребешок подола скользит по верхней части бедра.

— Почему ты так на меня смотришь?

Я уже знаю ответ, знаю, почему он прожигает во мне дыры. Почему осматривает мои волосы и каждый дюйм моего тела.

Этот большой, красивый мальчик мечтает обо мне.

Стерлинг Уэйд влюблен в меня.

Эта мысль согревает меня изнутри, ослабляя мою защиту, когда я опускаю руки, убираю их с груди, позволяя ему смотреть на себя.

Он никогда раньше не видел меня в таком виде, в пижаме, почти без одежды, и выглядит он вполне удовлетворенно, используя все преимущества своего обзора с порога, низкие огни отбрасывают тени на нас обоих.

— Я что, пялюсь? — Эта сексуальная улыбка теплая и широкая. Роуди пожимает плечами. — Извини, просто… ты в моей спальне.

О боже, он такой милый.

— Хм… — смеюсь я, прочищая горло и притворно зевая. Прикрываю рот рукой. Показываю на правую сторону матраса. — Не возражаешь, если я займу эту сторону кровати?

Еще одна медленная, загадочная улыбка.

— Бери все, что хочешь.

Я зачарованно смотрю, как руки Роуди скрещиваются, тянутся вниз, чтобы стянуть рубашку с его торса, и бросают ее на ковер.

— Не возражаешь, если я сниму шорты? Мне так жарко по ночам. — Его пальцы уже вцепились в красную сетку спортивных шорт, большие пальцы теребят ткань.

Я сглатываю, когда он наклоняется, мышцы напрягаются, я зачаровано смотрю на один мускулистый бицепс, затем на другой. Они совершенны, накаченные, выпуклые вены бегут вдоль его предплечья к сгибу локтя, заставляя меня хотеть проследить их путь. Заставляя меня хотеть неторопливо пробежаться руками по этому рельефному прессу, заработанному за долгие часы тренировок, и, черт возьми, даже его пупок привлекателен.

Эти шорты скользят вниз. По паре атлетических, подтянутых бедер, смело тянутся по его ногам, расставленным на ширину плеч, прежде чем он отбрасывает их в сторону.

Стерлинг Уэйд, стоящий в одних только угольно-серых боксерских трусах, по своей красоте бросает вызов самым ценным национальным сокровищам, тонкая ткань ненасытно льнет к его толстым бедрам.

Цепляется за него по всей длине, прижимаясь к внутренней стороне бедра.

Стерлинг Уэйд — само совершенство. Великолепный.

Идеальный.

В моем полном распоряжении.

Реальность этого все еще настолько странна для меня, что я ловлю себя на том, что облизываю губы, как в плохой пантомиме, убираю прядь волос за ухо, прежде чем опомниться.

Я пялюсь на него, как отчаянная идиотка.