Крабат

Тут Ханцо открыл шлюз, и под ликование парней новое колесо пришло в движение.

После сделанной работы мукомолы принесли длинный стол и скамейки из людской на площадку перед мельницей, а Лышко притащил с помощью Витко кресло Мастера, которое они поставили во главе стола. Затем умылись в мельничном пруду, и пока парни приводили себя в порядок, надевали свежие рубашки и чистые рабочие куртки, на кухне Юро заканчивал последние приготовления к праздничному столу.

По случаю праздника поднятия колеса были жареное мясо и вино. Пировали под открытым небом до позднего вечера. Мастер был разговорчив и в самом хорошем настроении. Он похвалил Сташко и его помощников за их работу и нашёл даже для дурня Юро лишнее хорошее слово: что жаркое прекрасно, а вино - услада. Он пел вместе с парнями, он шутил вместе с ними, он подбивал их пить и сам пил больше всех.

- Смешно! - крикнул он, - просто смешно, парни! Кого-нибудь зависть бы удушила, увидь он вас - вы не знаете, как хорошо вам!

- Нам? - спросил Андруш, хватаясь за голову. - Услышьте это, братья и товарищи, Мастер завидует нам!

- Потому что вы молоды.

Мастер стал серьёзен, но это продолжалось недолго; он начал рассказывать: о времени, когда сам ещё был парнем на мельнице, примерно в возрасте Крабата.

- У меня тогда был хороший друг, надо вам знать - которого звали Ирко. Мы вместе были учениками на мельнице в Коммерау. Позже мы вдвоём отправились в странствия - вдоль и поперёк по Лужицам, в Силезию ещё и через всю Богемию. Когда мы приходили к какому-нибудь мельнику, то всегда спрашивали, есть ли работа для двоих - потому что по одиночке мы бы просто не взялись, Ирко и я. Вместе было лучше и веселее. Ирко всегда заботился о том, чтоб нам было над чем посмеяться. И работать он умел - за троих, если было надо. А как девушки гонялись за нами, вы не поверите!

Мастер ушёл в рассказы. Время от времени он прерывался, чтобы выпить, потом снова находил нить и рассказывал дальше: как Ирко и он однажды попали в Школу Чернокнижия, как они за семь лет выучились колдовству и, когда вышло время обучения, начали по новой странствовать по стране.

- Один раз, - рассказывал Мастер, - работали мы на одной мельнице, недалеко от Косвига, там однажды был проездом Курфюрст с охотничьей свитой: они устроили там привал, на лугу за мельничным прудом, в тени деревьев.

Мы, парни с мельницы, Ирко и я тоже, стояли за кустами и пялились на них, пока они пировали. Двое слуг растянули скатерть на траве, так вот там расположился Курфюрст, а вокруг - его гости-охотники, и ели они из серебряных тарелок то, что им подавали слуги: перепелиный паштет с трюфелями, жареную дичь, и всякое разное вино к нему - а на десерт были сладости, всё привезено на вьючных лошадях, в огромных корзинах.

Ну вот, как Курфюрст - тогда ещё тоже молодой человек, - как он со своими дамами и господами покушал - в знак того, что он теперь сыт и доволен, испускает он громкую отрыжку. Потом объявляет, что сейчас на свежем воздухе у него такое хорошее настроение, что он такую силу в себе чувствует, как у двенадцати быков. И когда он видит, что мы, парни, стоим за кустами и таращимся, то кричит нам, чтобы кто-нибудь принёс ему подкову, только живо, иначе его прямо разорвёт от мощи!

Ну мы, конечно, знали, что Курфюрст способен якобы руками разломать подкову надвое - крик-крак посерёдке. Так что мы догадывались, зачем ему понадобилась подкова, Ирко побежал на мельницу и принёс ему одну с конюшни.

"Вот, Ваша Всесветлейшая Милость!"

Курфюрст ухватил подкову за оба края. Егеря - они с лошадьми и собаками расположились немного в стороне - уже повскакивали, вытянули губы и подняли рога, и в тот миг, как Курфюрст разламывает подкову, они начинают трубить во все лёгкие, щёки надувают как органные меха. Под трезвон охотничьих рожков Курфюрст поднимает обе половинки подковы ввысь и показывает их всем вокруг. Потом он спрашивает господ из охотничьей свиты, в состоянии ли кто-то это повторить.

Все отнекиваются, только у нашего Ирко опять шило в одном месте. Он шагает к Курфюрсту и заверяет: "Я могу, с позволения, кое-что гораздо лучше - а именно, сделать подкову снова целой".

"Это, - замечает Курфюрст, - может каждый кузнец".

"С помощью мехов и горна, - соглашается Ирко, - но едва ли голыми руками".

Он не дожидается, что возразит Курфюрст. Он просто забирает себе обе половинки подковы. Потом прижимает их местом разлома одну к другой и произносит заклинание.

"Для Вашей Милости!" - говорит он.

Курфюрст вырывает подкову у него из руки, он оглядывает её со всех сторон: железо нетронуто и цело, как только что отлитое.

"Да ну! - ворчит Курфюрст. - Не рассказывай Нам, что это будет держаться!"