Крабат

Она решила не торопиться и дочитать заметку. «В ближайшее же время…» Общественность требует прекратить «эпидемию смертей» и для начала ограничить посещение Площадки признаний светлым временем суток. Разумно! Взгляд скользнул по знакомой фамилии. Мэдлен Кэррол — та, что прославилась в «Тридцати девяти ступенях» британца Хичкока. А еще… А еще «Секретный агент» и…

…«Генерал умрет на рассвете».

Пальцы вцепились в газету, скомкали, порвав тонкую бумагу. Видит Бог, такое в ее планы не входило. Площадку самоубийц женщина запомнила еще пару лет назад. Взглянула в пропасть — и подумала о том, что полицейским придется немало поработать, если в кармане пиджака у очередного бедолаги не окажется паспорта. И что жертву станут искать прежде всего среди тех, кто польстился на манок «Общества морских купаний». А если просто ехать в ту же Ниццу, свернуть с главной трассы…

«На рассвете» опять не вышло. Время женщина запомнила до минуты — 22.03, почти сразу же после позднего июньского заката. На рассвете она проснулась уже в Авиньоне. «Мерседес» поручила перегнать прямиком в «Гранд-отель» и заказала билет на ближайший авиарейс до Парижа. О'Хара, не привыкший верить людям, сообщил подчиненным, что на выходные собирается в Шартр, где проживает его очередная пассия. Туда сейчас и шлют телеграммы.

Никому не верил… Странно, что поверил ей. Интересно, где он покупал кольца?

* * *

— Назовем это просто «Структура», — сказал однажды О'Хара. — Замысел тебе понятен. Чем ближе война, тем охотнее государства и люди тратят деньги. А когда начнется, то можно сразу же подставлять очень большой мешок. Главное, Лиззи, знать, когда начнется — и держать мешок под мышкой.

На столе лежала карта Европы, и женщина ждала, когда в нее ткнут пальцем. Обошлось, О'Хара держал в руке цанговый карандаш.

— Единственное табу, Лиззи, — никакого оружия. Рынок давно поделен, нас немедленно порвут в клочья. На нашу долю остается все остальное, а этого остального, поверь мне, очень и очень много.

— Не порвут? — улыбнулась она.

Босс привычно захохотал, но ответил очень серьезно:

— Не порвут. Мы будем отбивать хлеб у не слишком дружной компании. Каждый из них привык возделывать свою делянку. Сахар, консервы, алюминий, бензин — все отдельно. А где Структура, там и система. Главное, Лиззи, угадать, не пропустить момент, когда бабахнет. Но знать это будут всего несколько человек в мире.

Она подумала и решилась возразить:

— Так было раньше. Посол вручал ноту и лишь потом генерал поднимал солдат «в ружье». Сейчас все наоборот, войну объявляют по ее результату — или вообще не объявляют. Вспомни Китай! Здесь, в Европе, никто не будет знать, чем все кончится — большой войной или очередным «кризисом». Даже тот, кто прикажет войскам пересечь границу.

О'Хара, хмыкнув, порылся в стопке газет и бросил поверх карты номер «Le Matin» с большой фотографией на первой обложке. Цанговый карандаш вонзился прямо в усики a la Чарли Чаплин.

— Этот прикажет. Новый рейхсканцлер! Будем следить за ним — и не ошибемся.

— Грифель сломался, — сказала она.

О'Хара все же ошибся. Вначале, когда ждал войну в марте, во время вторжения в Рейнскую область, затем в мае, когда заполыхало в Судетах и Тешине. И, наконец, в тот день, когда решился купить обручальные кольца — очень красивые, но, к счастью, ничем не похожие на те, другие. Настоящие.

На Площадке признаний женщина, открыв коробочку, обшитую темным бархатом, первым делом подумала именно об этом. Тогда и решилась, уже окончательно, отбросив все сомнения, обручить босса с Костлявой.

Брак с О'Харой — очень выгодная сделка. Но бумажный фонарик с весеннего праздника Чуньцзе стоит куда дороже.

* * *

Марека Шадова женщина заметила сразу, как только он вошел в зал. Не удивилась: в «Нанкин Гранд Театре» собрался почти весь «европейский» Шанхай. Залетные джазисты с их серенадами оказались неожиданно популярны. Когда же помощник сгинувшего в океанской дали мистера Мото остановился у соседнего кресла, тем более не стала удивляться. Картинка калейдоскопа наконец-то сложилась, мелкие стеклышки с еле слышным хрустом заняли свои законные места. «Майор» уехал, оставив Желтого Сандала на хозяйстве. Говорить с самим О'Харой мальчишке не по чину… Остальное понятно, кроме, пожалуй, главного. Неужели наглец решил, что с ним кто-нибудь захочет иметь дело? Мистер Мото — фигура на шахматной доске, и немалая, его «перчатка» — всего лишь жалкая тень.

С самим мальчишкой она уже разобралась. Наглый сопляк, способный лишь на пьяный кураж. Признаться в любви перед хорошей поножовщиной — свежо, даже ее впечатлило. Но обошлось без драки, а потом парень протрезвел и поджал хвост. Женщине вспомнился старый американский фильм, еще немой, с белыми буквами на черном экране. «Самое глупое и опасное, — вещал некий персонаж, — это отбивать у гангстера его девушку». И — долгий, надрывный проигрыш тапера. Желтый Сандал тоже ходит в кино.

Марек стоял возле кресла — второй ряд, место восьмое. На нее не смотрел, глядел себе под ноги. Женщина ждала, пытаясь сдержать усмешку. Наконец…

— Добрый вечер, госпожа Веспер!