Крабат

Сташко не обиделся на Андруша за его проделку, он был рад, что самую тяжёлую часть подъёма колеса они пережили. Всё, что ещё оставалось сделать, было по сравнению с этим детской игрой. Они привели мельничный вал обратно в нормальное положение и убрали трос. Потом колесо было закреплено на валу клиньями и шипами. Ещё несколько пустяков, ещё несколько постукиваний — готово.

Мельник помогал с подъёмом колеса, как и все остальные. Теперь он забрался на леса, а Юро должен был принести вина ему. Стоя над лотком, выпрямившись, Мастер взмахнул кувшином. Затем он выпил за мукомолов, остатки же вылил на увенчанное венками колесо.

— Сначала вино — а потом вода! — крикнул он. — Давайте его запустим!

Тут Ханцо открыл шлюз, и под ликование парней новое колесо пришло в движение.

* * *

После сделанной работы мукомолы принесли длинный стол и скамейки из людской на площадку перед мельницей, а Лышко притащил с помощью Витко кресло Мастера, которое они поставили во главе стола. Затем умылись в мельничном пруду, и пока парни приводили себя в порядок, надевали свежие рубашки и чистые рабочие куртки, на кухне Юро заканчивал последние приготовления к праздничному столу.

По случаю праздника поднятия колеса были жареное мясо и вино. Пировали под открытым небом до позднего вечера. Мастер был разговорчив и в самом хорошем настроении. Он похвалил Сташко и его помощников за их работу и нашёл даже для дурня Юро лишнее хорошее слово: что жаркое прекрасно, а вино — услада. Он пел вместе с парнями, он шутил вместе с ними, он подбивал их пить и сам пил больше всех.

— Смешно! — крикнул он, — просто смешно, парни! Кого-нибудь зависть бы удушила, увидь он вас — вы не знаете, как хорошо вам!

— Нам? — спросил Андруш, хватаясь за голову. — Услышьте это, братья и товарищи, Мастер завидует нам!

— Потому что вы молоды.

Мастер стал серьёзен, но это продолжалось недолго; он начал рассказывать: о времени, когда сам ещё был парнем на мельнице, примерно в возрасте Крабата.

— У меня тогда был хороший друг, надо вам знать — которого звали Ирко. Мы вместе были учениками на мельнице в Коммерау. Позже мы вдвоём отправились в странствия — вдоль и поперёк по Лужицам, в Силезию ещё и через всю Богемию. Когда мы приходили к какому-нибудь мельнику, то всегда спрашивали, есть ли работа для двоих — потому что по одиночке мы бы просто не взялись, Ирко и я. Вместе было лучше и веселее. Ирко всегда заботился о том, чтоб нам было над чем посмеяться. И работать он умел — за троих, если было надо. А как девушки гонялись за нами, вы не поверите!

Мастер ушёл в рассказы. Время от времени он прерывался, чтобы выпить, потом снова находил нить и рассказывал дальше: как Ирко и он однажды попали в Школу Чернокнижия, как они за семь лет выучились колдовству и, когда вышло время обучения, начали по новой странствовать по стране.

— Один раз, — рассказывал Мастер, — работали мы на одной мельнице, недалеко от Косвига, там однажды был проездом Курфюрст с охотничьей свитой: они устроили там привал, на лугу за мельничным прудом, в тени деревьев.

Мы, парни с мельницы, Ирко и я тоже, стояли за кустами и пялились на них, пока они пировали. Двое слуг растянули скатерть на траве, так вот там расположился Курфюрст, а вокруг — его гости-охотники, и ели они из серебряных тарелок то, что им подавали слуги: перепелиный паштет с трюфелями, жареную дичь, и всякое разное вино к нему — а на десерт были сладости, всё привезено на вьючных лошадях, в огромных корзинах.

Ну вот, как Курфюрст — тогда ещё тоже молодой человек, — как он со своими дамами и господами покушал — в знак того, что он теперь сыт и доволен, испускает он громкую отрыжку. Потом объявляет, что сейчас на свежем воздухе у него такое хорошее настроение, что он такую силу в себе чувствует, как у двенадцати быков. И когда он видит, что мы, парни, стоим за кустами и таращимся, то кричит нам, чтобы кто-нибудь принёс ему подкову, только живо, иначе его прямо разорвёт от мощи!

Ну мы, конечно, знали, что Курфюрст способен якобы руками разломать подкову надвое — крик-крак посерёдке. Так что мы догадывались, зачем ему понадобилась подкова, Ирко побежал на мельницу и принёс ему одну с конюшни.

«Вот, Ваша Всесветлейшая Милость!»

Курфюрст ухватил подкову за оба края. Егеря — они с лошадьми и собаками расположились немного в стороне — уже повскакивали, вытянули губы и подняли рога, и в тот миг, как Курфюрст разламывает подкову, они начинают трубить во все лёгкие, щёки надувают как органные меха. Под трезвон охотничьих рожков Курфюрст поднимает обе половинки подковы ввысь и показывает их всем вокруг. Потом он спрашивает господ из охотничьей свиты, в состоянии ли кто-то это повторить.

Все отнекиваются, только у нашего Ирко опять шило в одном месте. Он шагает к Курфюрсту и заверяет: «Я могу, с позволения, кое-что гораздо лучше — а именно, сделать подкову снова целой».

«Это, — замечает Курфюрст, — может каждый кузнец».

«С помощью мехов и горна, — соглашается Ирко, — но едва ли голыми руками».