Крабат

Кузнец выбирается наружу, вытирает руки о кожаный фартук, спрашивает, что прикажет господин. Мастер выпрыгивает из седла. «Подкуй мне вороного, — говорит он, — раскаленными подковами».

Кузнец думает, что ослышался.

«Раскаленными подковами, господин?»

«Тебе всё два раза говорить надо? Мне тебе, верно, ноги приделать!»

«Барто! — кузнец зовёт своего ученика. — Возьми поводья и придержи лошадь милостивого господина!»

Мальчишка кузнеца, веснушчатый шпингалет, мог бы быть братом Лобоша.

«Возьми самые тяжелые подковы, — требует мельник, — какие у тебя есть в запасе! Покажи мне, что у тебя за выбор!»

Кузнец ведёт его в мастерскую, пока мальчик удерживает вороного и говорит ему по-сорбски: «Тихо, моя лошадка, тихо — ты так дрожишь».

Крабат трётся головой о плечо мальчишки. «Если бы я высвободился из уздечки, — думает он, — то мог бы попытаться спастись…»

Мальчишка замечает, что вороной поранен, на левом ухе ремень стёр кожу.

«Погоди-ка, — говорит он, — мне тут надо чуть-чуть ослабить пряжку, это мы быстро».

Он ослабляет пряжку, затем снимает с вороного уздечку.

Крабат, едва освобождается от уздечки, становится вороном. С карканьем он поднимается в воздух и держит путь на Шварцкольм.

В деревне сияет солнце. У себя под лапами он видит Певунью — как она стоит недалеко от колодца, с соломенной корзинкой в руках, и кормит кур — тут по нему скользит тень, крик ястреба-тетеревятника режет ухо. «Мастер!» — озаряет Крабата.

Стремглав, сложив крылья, он бросается вниз, в колодец, и принимает обличье рыбы. Он спасён? Слишком поздно ему становится ясно, что он попался, что отсюда нет выхода.

«Певунья! — думает он со всем пылом, на какой способен. — Помоги мне выбраться!»

Девушка погружает руку в колодец, а Крабат становится узким золотым кольцом на её пальце — так снова он возвращается в мир земной.

У колодца стоит, будто с небес свалившись, одетый по-польски дворянин, он одноглаз, на нём красный с серебряной шнуровкой жакет наездника с чёрными галунами.

«Не скажешь ли мне, девица, откуда у тебя такое прелестное кольцо? Дай-ка мне посмотреть…»

Уже протягивает он руку к кольцу, уже хватает его.

Крабат превращается в ячменное зерно. Оно ускользает из рук Певуньи, падает в соломенную корзину.

Со следующей горстью девушка бросает его куриной стайке.

Красный жакет внезапно исчезает. Чёрный как смола чужой петух, одноглазый, собирает зёрна — но Крабат быстрее него: поняв своё преимущество, он становится лисом. Молниеносно бросается он на чёрного и перегрызает ему шею.

Хрустит будто от сенной крошки и соломы у него между зубами. Будто солома хрустит у Крабата между зубами, будто труха.

* * *

Когда Крабат проснулся, он был весь в поту. Он вгрызался в соломенный тюфяк, он задыхался, прошло некоторое время, прежде чем он успокоился.

Что во сне он одолел Мастера, Крабат счёл за доброе предзнаменование. Отныне в своём деле он был совершенно уверен. Дни Мастера, теперь он не сомневался в этом, были сочтены. Он, Крабат, положит деяниям мельника конец: Крабату было суждено разрушить его власть.

Вечером он направился в комнату Мастера.

— Это окончательно! — крикнул он. — Делай своим преемником кого желаешь. Я, Крабат, отказываюсь от твоего предложения.

Мастер принял его слова хладнокровно.

— Иди в дровяной сарай, — сказал он, — и возьми кирку и заступ. В Козельбрухе надо выкопать могилу — пусть это будет твоя последняя работа.

Крабат ничего не возразил на это, развернулся и покинул комнату. Когда он подошёл к сараю, из тени выступила фигура.

— Я тебя ждал, Крабат. Мне передать что-то девушке?

Крабат вытащил из нагрудного кармана своей куртки колечко из волос.

— Скажи ей, — попросил он Юро, — что я посылаю ей весть через тебя. И пусть она завтра, в последний вечер года явится к мельнику и попросит освободить меня, как уговорено.

Он описал Юро дом, где она жила.

— Если ты, — продолжил он, — покажешь ей кольцо, по нему она поймет, что ты пришёл по моему поручению. И не забудь сказать ей, что это в её воле — отправится она в Козельбрух или нет. Если она придёт, это хорошо — и если нет, это тоже хорошо: тогда мне без разницы будет, что со мной случится.

Он дал Юро кольцо и обнял его.

— Обещаешь мне так и сделать? И что не будешь уговаривать Певунью совершать что-то, чего бы она сама лучше не совершала?

— Это я обещаю, — сказал Юро.

Ворон — в клюве колечко из волос — отправился в полёт к Шварцкольму. Крабат пошёл в сарай. Стоял там гроб в углу? Он взвалил на плечо кирку и заступ, затем через снег побрёл в Козельбрух, пока не дошёл до Пустоши.

Он нашёл место, что тёмным четырёхугольником выделялось среди окружавшей белизны.

Было ли оно предназначено ему — или оно могилу Мастера отмечало?

«Завтра в это время, — подумал Крабат, втыкая заступ, — всё будет решено».

* * *

На следующий день после завтрака Юро отвёл друга в сторонку и вернул ему кольцо. Он поговорил с девушкой, обо всём было условлено.

Ближе к вечеру — уже собиралось темнеть — Певунья явилась на мельницу, в одеянии для причастия, с белой лентой на лбу. Ханцо принял её и расспросил, что ей угодно, она желала поговорить с мельником.