Крабат, или Легенды старой мельницы

Теперь Крабат всё понял. Он бросается бежать. Бежит мимо пруда, вдоль берега речки, только пятки сверкают.

Едва останавливается передохнуть, замечает ползущего в вереске ужа. Тот с шипением поднимает голову, глядит на него единственным глазом.

Одноглазая лиса выглядывает из зарослей.

Крабат бежит, лишь изредка переводя дыхание. Бежит, остановится на миг, опять бежит. К вечеру выбирается из Козельбруха. Вот и просвет между деревьями, теперь до деревни рукой подать. Здесь Мастер его уже не настигнет. Он подходит к реке, зачерпывает воды, освежает лоб, виски. Заправляет выбившуюся рубашку, подтягивает пояс. Делает несколько шагов и… вздрагивает. Не на поле он вышел, на поляну. На поляне в свете луны высится мельница. Мастер стоит у ворот. Усмехается:

– А-а, Крабат! А я уж собирался тебя искать!

Крабат поражён. Как же это так получилось? Он решает бежать снова. На этот раз на рассвете, по утренней росе. Бежит в обратную сторону. Теперь уже мимо леса, по полям и лугам, через хутора и деревеньки. Перепрыгивает ручьи, пробирается по болоту. Без остановки, без отдыха, не обращая внимания на воронов, ужей, лисиц. Ни на кого не глядя – ни на котов, ни на кур, ни на рыб, ни на селезней! Пусть хоть двуглазые, хоть одноглазые, теперь его не запутаешь!

Но в конце долгого дня он опять стоит на поляне перед мельницей. Тут уже его встречают все подмастерья: Лышко – язвительными насмешками, другие – молча и, видно, с сочувствием. Крабат в отчаянии. Но он не сдаётся. Надо попытаться в третий раз, этой же ночью.

Выбраться с мельницы оказалось нетрудно. А дальше – прямо на Полярную звезду! Он бредёт в темноте, спотыкаясь о корни, продираясь сквозь кустарник. Ушибы, царапины – ерунда. Главное, никто его не видит, никто не собьёт с пути ни колдовством, ни обманом…

Рядом вскрикнул сыч, прошуршала крыльями сова. При слабом свете звёзд он различает вдруг нахохлившегося филина. Тот сидит на ветке совсем рядом и смотрит на Крабата одним-единственным глазом. Крабат бежит дальше, спотыкается, падает в канаву с водой. Очутившись на рассвете перед мельницей, уже не удивляется.

В доме ещё совсем тихо, только Юро возится на кухне, растапливает печь. Крабат останавливается на пороге.

– Ты прав, Юро, отсюда не убежишь!

Юро даёт ему попить. Помогает снять мокрую, чёрную от грязи рубашку.

– Да ты умойся!

Зачерпнув ковшом воды, сливает Крабату на руки и говорит серьёзно, без обычной ухмылки:

– Что не удалось одному, может, ещё получится, если взяться вдвоём. Давай попробуем вместе!

Крабат проснулся от шума: подмастерья взбираются по лестнице, расходятся по постелям. Во рту у него всё ещё вкус колбасы, значит, спал он совсем недолго, хотя во сне прошло два дня и две ночи.

Утром он на несколько минут остался наедине с Юро.

– Я видел тебя во сне, Юро. Ты дал мне один совет.

– Я? Да ну? – удивился Юро. – Наверно, какая-нибудь глупость. Плюнь ты на это, Крабат!

Незнакомец с петушиным пером

На мельнице в Козельбрухе было семь жерновых поставов. Шесть работали постоянно, седьмой же – никогда. Поэтому его называли «мёртвый жёрнов».

Поначалу Крабат думал, что у жёрнова сломана втулка или ещё что-нибудь, но, подметая как-то утром пол, увидал под ним немного муки. Приглядевшись получше, он заметил остатки муки и в ларе. Будто выгребали её впопыхах. Может, «мёртвый жёрнов» работал ночью? И кто-то молол потихоньку, когда все спали? А может, не все спят так крепко, как он?

Ну да! Ведь парни явились сегодня утром к завтраку бледные, с тёмными кругами под глазами. Сидели вялые, украдкой позёвывали. Теперь это отчетливо всплыло в памяти.

Есть о чём задуматься…

Любопытство жгло его. Он взобрался по железным ступенькам к бункеру. Следов зерна там не было. Однако что-то рассыпано по полу. На первый взгляд – мелкая галька. Внимательно присмотрелся – нет. Это зубы! Зубы и осколки костей!

Ужас охватил мальчика. Крик вырвался из груди и застрял в глотке.

Вдруг, выросши словно из-под земли, рядом возник Тонда. Он взял мальчика за руки: «Что ты ищешь наверху, Крабат? Спускайся, пока Мастер не заметил. И забудь что видел. Слышишь, забудь!»

Как только Крабат почувствовал землю под ногами, всё пережитое этим утром в нём улеглось и замерло.

В середине февраля ударил крепкий мороз. Каждое утро приходилось скалывать лёд со шлюзов. По ночам, когда мельничное колесо стояло, он намерзал на лопастях толстой коркой. Надо было и её вырубать. Но опаснее всего был лёд, нараставший на лотке. Чтобы не остановилось колесо, приходилось то и дело по двое спускаться в жёлоб и разбивать там лёд; работа не из приятных, но Тонда следил, чтобы никто не отлынивал.

Когда же очередь дошла до Крабата, Тонда спустился вниз с ним. «Для мальчонки, – сказал он, – это слишком опасно, может что и случиться». Парни с ним согласились. Только Кито по обыкновению нахмурился. А Лышко усмехнулся:

– Случиться может с каждым, кто не остережётся!