Краденая победа

золотистыми нитками покрывало, другой удерживает на голове кувшин. Как она

умудряется удержать и то, и другое в толпе, Фанцетти не понимает.

Но многоцветье красок не может обмануть магистра. Нищета, с недавних пор

прочно поселившаяся в городских кварталах, дает о себе знать босыми, сбитыми

ногами, застиранными и залатанными талхами, почти утратившими первоначальный

цвет, изобилием нищих - вчерашних крестьян и деревенских ремесленников. Луиджи с

самого начала знал, что его идея с дамбами и каналами кончится именно этим, но

одно дело знать, а другое - самому увидеть результат. На миг он даже

почувствовал себя виноватым, но только на миг. "Они сами виноваты - приняли бы

истинную веру, покорились Темесе - и ничего этого бы не было. Впрочем, Темеса

может и помочь - если Обращение Джайсалмера удастся, первое, что сделает

Конфедерация - окажет помощь нуждающимся. Но прежде - сломить сопротивление

язычников, препятствующих объединению Аркота под властью Темесы.

Вот тогда Примас Темесский - да что там Примас, сам Предстоятель! - не сможет

не оценить заслуги старшего магистра Фанцетти. Глядишь, и светские власти

решатся назначить его наместником... Как Клеомена в Медаре, но одно дело -

Медар, и совсем другое... Прецедент есть - совместное управление Конфедерации и

Церкви в том же Медаре. А если распространить его на весь Аркот, на все три или

четыре сотни миллионов черномазых... Это ж сколько сокровищ пойдет в церковную

казну, если всех обложить десятиной... А может, даже и пятиной, как недавних

язычников! Может быть, его заслуги оценит и сам... Единый-и-Единственный?

Свят тот, кто умирает за истинную веру - так учили дотошные преподаватели еще

много лет назад, в Тельгаттее. Какой бы грех не совершил мученик во имя

Единого-и-Единственного в жизни, в момент смерти за веру все эти грехи сгорают

без следа. Потому нет более почетного дела, чем нести истину диким и

невежественным народам. Но ведь важнее не мученическая смерть сама по себе, а

победа веры! Значит, победитель в Его глазах должен быть выше мученика, даже

если смерть последнего обернется чьей-то победой потом. Стало быть, можно

сделать себе некоторые поблажки - о, разумеется, так, чтобы никто о них не знал.

Потомки о них не узнают, а Ему важнее победа.

Сперва Фанцетти сам опешил от такой мысли. Но чуть попозже понял: идея-то

неплохая, а в завоеванной стране позволено многое из того, что не позволено

дома. А та высокая, с кувшином и в "зеркальной" юбке - очень даже ничего, хоть и

смуглая. Ну, ее-то искать не стоит, это может броситься в глаза. Но ведь их,

глазастых - половина народа, можно же поручить верным людям... Разумеется,

сначала надо придумать, как заставить их молчать.

Так, а вот это каменное безобразие с вытесанными развратными картинками - и

есть ихний храм Ритхи. Когда начнется Обращение, его надо будет взорвать в

первую очередь, на этом месте хорошо встанет кафедральный собор.

- Взвод... стой! - скомандовал Фанцетти, наслаждаясь моментом. Все-таки

духовная служба лучше военной: так бы он сейчас маршировал в запыленном строю с

тяжеленным мушкетом, командовал отделением из десятка наемников-пуладжей, а то и

местных спахи, для которых родина там, где платят. И слово командира взвода,

какого-то лейтенантишки Монтини, было бы для него законом. Высунулся к

носильщикам:

- Это храм Ритхи?

- Да, саиб, - ответил один и них. "Саиб" - на языке джайсалмери значит

"хозяин". Если тебя называют хозяином вчерашние враги, это не может не радовать.

- Прекрасно. Опустите на землю.

Фанцетти вышел из паланкина, мушкетеры выстроились в каре. Душную,

стремительно наливающуюся мглой площадь не освежало ни дуновения ветерка.

Несмотря на вечер и едва закончившуюся пыльную бурю, народа было много. Фанцетти

вспомнил: сейчас вроде бы час вечерней службы, или какой-то праздник...

Праздников в этом жарком и пыльном краю столько, что все не упомнишь. А когда

делом заниматься? Когда с властью местных раджей будет покончено, надо будет

покончить и с этим вольнодумством. Бывшие язычники должны будут искупить грех

идолопоклонства и сопротивления темесским саибам. То есть побольше работать и

поменьше думать.

- Слушайте меня! - громким, хорошо поставленным голосом, произнес Фанцетти. -

Я, магистр Церкви Единого-и-Единственного, приказываю вам остановиться.

Толпа замерла. И само по себе появление белого саиба ничего хорошего не несло,

а уж со взводом мушкетеров... Но под наведенными дулами джайсалмерцы замерли,

каждому казалось, что черное, зияющее дуло смотрит в лоб именно ему. Тут не было

опытных воинов, способных понять, что взвод против многотысячной толпы не

устоит. Ненависть к чужеземцам-победителям еще не достигла той степени, когда

безоружные бросаются навстречу свинцовому ливню.

- Нет греха большего, чем тот, что вы готовитесь совершить. Тот, кто сотворил

не только наш Мир, но и всю Вселенную, может простить любой грех, если

согрешивший раскаялся и исповедовался. Но грех сознательного идолопоклонства -

непрощаем. Остановитесь, или после смерти отправитесь в ад!

...Все получилось даже лучше, чем он ожидал. Стражники из войска раджи