Краденая победа

Затаилось перед бурей?

За поворотом раздается детский плач… и раздраженное женское ворчание:

— Не ори, глупый. Тебе теперь молоко без надобности. Все равно никто к тебе не придет. А жизнь — она ведь одно сплошное страдание, как жрецы твердят. Ты же не расстроишься, если я тебя избавлю от страданий, так?

Ноги Лачи словно приросли к полу. Девушка замерла… А потом изо всех сил понеслась на голос. Она не взялась бы сказать, откуда такое предчувствие, но ей казалось, что неведомому ребенку грозит беда, и если он пострадает, случится нечто страшное. Такое, по сравнению с чем даже пальба перед храмом, даже труп темесца со снесенной пулей головой — мелочи.

Женщина, склонившаяся над колыбелькой, не торопилась. Ей сказали, что в момент преступления никого поблизости не будет, пообещали более чем прилично оплатить «дело», а в случае неповиновения отдать дворцовым палачам или продать в заведение Падмалати. Она как раз успела достать красный шелковый шнур и надеть его на шею кричащему младенцу.

Ни слова не говоря, Лачи подкрадывалась со спины. С теми, кто способен убить грудного младенца, говорить бессмысленно. Таких, полагала Лачи, можно лишь убивать. Было бы еще, чем. О, хвала тебе, великая Амриттха! Ваза! Впрочем, сейчас об убийстве она не думала: успеть бы помешать преступлению…

Ковер мягко принимал босые ступни Лачи, не выдавая ее ни звуком. Она прокралась в комнатку, подхватила увесистую майлапурскую вазу — и, задержав дыхание и стараясь не кряхтеть от натуги, подкралась сзади. Еще бы чуть-чуть, и она опоздала — но в момент, когда женщина уже затягивала петлю красного шнура вокруг шеи младенца, Лачи с размаху обрушила вазу ей на голову.

— Увы, наследники раджей так часто кончают, — произнесла женщина. — Не ты пер…

Звон разлетающегося горного хрусталя, тупой стук падающего на ковер тела, кровь на волосах — убита? Нет, жива — крепкие у сволочей головы… Но полчасика полежит, это точно.

Лачи склонилась над люлькой. Жив… Но если права несостоявшаяся убийца, в люльке под роскошно вышитым одеяльцем лежит наследник престола Нарасимха, о рождении которого девять месяцев назад, еще до заключения мира, объявили по всему городу. В честь рождения наследника палили пушки, а на площадях всех бесплатно угощали сладостями, невзирая на военное время. Выходит, только что она спасла сына раджи — и, значит, будущего раджу Джайсалмера, защитника государства и веры. Сама того не ведая, она сторицей расплатилась с рани за браслет. Да что там браслет! Если повелители узнают, что она для них сделала, ее озолотят, во дворец возьмут — и можно будет навсегда распроститься с заведением Падмалати и пьяными, грубыми, похотливыми мужиками. Еще минуту назад она о таком боялась даже мечтать…

Вторая мысль была подобна ведру ледяной воды, вылитому на голову, и заставила проступить холодный пот. Во рту мгновенно пересохло. Если какая-то, не слишком богатая девица решилась на такое — значит, не опасается чудовищной казни, которая неминуемо ее ожидает, если о преступлении станет известно, и если останутся живы родители мальчика. А значит… Ох, не зря ходили на ночную молитву молодожены, и не зря так озабоченно звучал голос рани. Наследника имеет смысл убивать только в одном случае: если с нынешними правителями покончено… Или вот-вот будет покончено.

Лачи судорожно сглотнула. Она явственно представила себе, как ее хватают палачи неизвестного узурпатора (хотя почему неизвестного — кроме Бахадура, дяди нынешнего раджи, захватывать престол некому), тащат в застенок и там подвергают пыткам, заставляя удовлетворять все свои прихоти. Несмотря на юность, Лачи довелось пережить немало, воображение нарисовало вовсе уж невеселые картины. Оставаться во дворце — безумие… Но бросать только что спасенного — уже преступление. Девушка перекинула косу за спину, сплюнула от злости, нечаянно попав на тело несостоявшейся убийцы… и решительно взяла наследника престола из колыбели.

— Мы уйдем отсюда, царевич Нарасимха, — шептала она, поднеся губы к самому лицу ребенка и краем покрывала вытирая заплаканное лицо. — Ты будешь мне сыном — плевать, что ты сын рани. Мой-то мог бы родиться месяц назад, да не получилось у него, мертвым родился, и я чуть за ним не отправилась. Но ты послан мне великой Амриттхой вместо него, это точно. И я выращу тебя, пусть не царевичем, а только сыном шлюхи — зато я дам тебе любовь. И представь себе — я буду знать, как зовут твоего отца! Кто мой отец, моя мать не знала, а ее мать не знала, кто породил ее. Так что ты будешь особенным сыном, дорогой. А чей ты наследник, я никому не расскажу. И тебе тоже, уж прости меня. Потому что раджей убивают, а я не хочу, чтобы погиб мой сын… Ты согласен? Ну так пошли, Лачи тебя спасет. Только будь любезен, повелитель, пока мы не выбрались в город — помолчи. Ты же сын воина, внук и правнук воинов. И зовут тебя не как-нибудь, а Нарасимха. На-ра-сим-ха. «Сын льва», не кто-нибудь. Потерпи…