Краденое счастье 2. Заключительная

Другая. Настоящая Нина. Та, что пряталась за фальшивыми очками, скромными нарядами, невзрачным макияжем. Та Нина, которую Альварес чуял всем своим нутром и сатанел от похоти. Он направился к ней, чтобы схватить, чтобы разодрать на куски, и вдруг оторопел, когда она открыла дверь, и нежный голос позвал по-русски:

— Гроза, Грозушка моя, Грозуля мамина, иди сюда. Иди ко мне, моя девочка.

Как выстрел прямо в грудь, прямо в развороченную грудную клетку, и отдачей, резонансом его отбрасывает назад, парализует.

Сел обратно за руль. Долго смотрел в никуда, потом набрал номер сыщика из России.

— Пришли мне сейчас все документы по Татьяне.

— Что именно надо? Я приостановил поиски и…

— Все надо. Все, что узнал про старика того, где жила она. Помнишь его?

— Конечно, помню. Я там каждый угол облазил.

— Ты говорил, что она пропала вместе с собакой…

— Да… говорил. После того, как вы дали отбой, я все же ездил в ту лечебницу. Мне удалось найти одну из санитарок, которая работала там долгое время. Она ушла на пенсию год назад…

— Я спросил про собаку.

— Я знаю… Знаю. Но там тоже была собака. Стояла под окнами. Ждала. И имя у нее было такое же, как и у псины того старика.

— Какое имя?

— Гроза.

Альварес вылетел на встречку, крутанул руль и резко свернул в кусты. Он не мог отдышаться, ему казалось, что его переехал грузовик, и он слышит хруст собственных костей.

— Я записал все, что она рассказала, на диктофон. Та санитарка. Могу прислать вам файл. Просто вы сказали, что вам это больше не интересно…

— Присылай… Сейчас же присылай!

Прозвучало хрипло и очень глухо. У него дрожали колени и бросало в холодный пот.

«Ее привезли поздно ночью с воспаленным швом после кесарева. Я помню хорошо, я дежурила в ту ночь. Главный о чем-то перешептывался с ментами, потом отвезли девчонку в операционную. Шов чистили, заново зашивали. Я слышала только о чем они говорят урывками. Вроде как нашли ее на стройке босую, в каких-то лохмотьях. Родственников нет, полная амнезия, колото-резаные раны на лице и на теле. Я увидела ее потом уже в реанимации. Мыла ее, переворачивала, кормила. Молодая девчонка совсем, худая такая, что ребра наружу торчат. Постоянно шептала разбитыми губами «Матвейка где?». Мне сказали, что ребенок умер, а сама она сбежала с пятого роддома, так как не в себе была. Никто не знает — откуда она, есть ли родственники, а на лице шрамы у ней. Один от глаза к уголку рта, а второй по всей щеке до виска. На теле синяки и следы от побоев. Из реанимации выписали, но говорить она так и не начала. Только глазами своими синими смотрит. А там боль. Я многих видела пациенток у нас. И чокнутые были, и наркоманки, и шизофренички, и аутисты. Кого только не было. Но она… нет, не больная, а глаза больные, и внутри у нее боль живет. Такая сильная, что в глазах отражается. Страшная боль.

— Посмотрите на фото. Узнаете?

— Да. Это она. Божечки, красивая какая. Кто ж ее так изуродовал?

— Сколько времени эта женщина пролежала в больнице перед смертью?