Краденое счастье

– Это низко!

– А я похож на благотворительный фонд? Или на лоха, которого можно шантажом заставить дать денег такой сучке, как ты? Или ты считаешь, что если твоя дочь пострадала, весь мир должен тебе денег? Так я огорчу — в этом мире есть много нуждающихся, например, дети в Африке голодают… Чем твоя дочь лучше их? Почему мне не отправить туда несколько сотен, а отдать их тебе?

– Потому что вы… психопат, который напал на меня и чуть не убил.

– Все слова! Пустые, сотрясающие воздух слова! Докажи! Где хоть одно доказательство? Если ты решила, что я тут вожусь с тобой только потому, что испугался твоих угроз — ты идиотка.

Он поднял на меня тяжелый взгляд и щелкнул ручкой так, что грифель спрятался, и конец царапнул по полироли, издавая отвратительный звук.

– Я предлагаю тебе контракт, а ты можешь согласиться или отказаться.

– Зачем вам это? Зачееем? Почему просто не занять мне деньги и не взять на работу. Я хороший работник. Я отработаю и все верну.

– Потому что мне вкусно с тобой играть, потому что, да, отработаешь, но так, как хочу я.

Я опять посмотрела на часы, и мне захотелось заорать, наброситься на него, ударить.

– Ну так как, Ксения? Время идет, как я понимаю… Щелк-щелк-щелк. Слышишь? Это секунды и минуты, которые ты теряешь.

– Переведите на счет клиники триста тысяч.

И будьте прокляты! Но вслух не сказала, только сильно сжала ладони.

– Как же тебе хочется вцепиться мне в волосы, разодрать мне лицо. – провел кончиками пальцев по моей щеке. – Я научу тебя покорности. Я научу тебя получать от нее удовольствие. Ты будешь приносить мне тапочки в зубах и кончать от одного моего взгляда.

Тяжело дыша, смотрю ему в глаза, и пальцы то сжимаются, то разжимаются.

– Я подготовлю договор. Сегодня вечером ты его подпишешь. А сейчас поезжай к дочери. В течение десяти минут деньги будут на счету.

Я тут же дернулась в сторону, но он схватил меня за локоть.

– А «спасибо»?

Шумно выдыхая воздух и дрожа всем телом, с трудом сдерживаясь, чтобы не послать его или не разразиться истерикой.

– Спасибо.

– Спасибо, любимый.

Сжала губы, ощущая, как это слово застряло в горле и начало там мгновенно гнить.

– Скажи – лю-би-мы-й.

– Спасибо недостаточно?

– За каждое пререкание будет штраф… ты будешь лишаться своих денег, Ксения, и лишать шансов на выздоровление свою дочь.

Подонок! Мразь! Какой же ты все же подонок! И эти глаза, пожирающие все мои эмоции, считывающие, снимающие их с моего лица, как сумасшедший живой сканер. Сам похож на робота с застывшей ухмылкой, приклеенной к его губам.

– Спасибо, любимый.

Процедила ему в лицо и выдернула руку, но он снова ее перехватил.

– Попробуй еще раз. У тебя плохо получилось.

– Спасибо, любимый. – проворковала я.

– Вот и прекрасно. Иди.

Выскочила в коридор, выхватила сотовый и набрала Женю.

– Жень, привет. Прошу тебя, пожалуйста, позвони той своей подруге, пусть найдет донора. Да. Пусть найдет его как можно быстрее, я тебя умоляю. Я… я готова просить его о помощи.

К Варе меня впустили только после того, как Дмитрий Сергеевич спустился и распорядился об этом. Он же мне сообщил, что деньги поступили. Весь расплывался в улыбках и был чрезвычайно любезен. А я ощущала тихую ненависть вперемешку с пониманием, что он действительно один из лучших докторов, но, если бы у меня не было денег, он бы палец о палец не ударил для спасения моей дочери. Клятва Гиппократа обесценилась настолько, что при одном взгляде на лощенного и прилизанного Дмитрия Сергеевича в белоснежной и накрахмаленной шапочке начинало тошнить, особенно, когда вспомнила его слова о переводе Вари в другое отделение, а попросту он отправлял ее там умирать… Как, возможно, отправил многих других, кто не мог заплатить. Человеческая жизнь в эквиваленте зеленых бумажек. Нет бумажек – подыхай. И страшно, когда вот так умирают маленькие дети. Наверное, в моих глазах что-то такое промелькнуло, и доктор отвел взгляд, заторопился куда-то.

– Увидимся с вами через неделю. Я надеюсь, к тому времени что-то у вас разрешится с донором.

– Разрешится, конечно.

– Вот и ладненько. У Вари есть заметные улучшения. Я думаю, через несколько дней начнем выводить ее из сна. Оля, проведи Ксению Романовну к дочери.

Я надела халат, бахилы, спрятала волосы под шапочку и последовала в реанимационное отделение вслед за медсестрой.

– Подождите! Почему ей можно войти, а мне нет?

Пожилая женщина в скромной одежде с дешевой сумочкой в дрожащих руках вскочила со скамейки и подбежала к медсестре.

– Пожалуйста, я уже сутки здесь сижу. Мне толком ничего не говорят. Там мой внучек. У него кроме меня нет никого… родители в этой аварии погибли… а он уцелел.... Пустите! Я хоть посмотрю на него. Умоляю!

– Не положено. Звоните, вам расскажут о его самочувствии, – раздраженно ответила медсестра.

Но женщина бросилась к ней и схватила за руку.

– Вы человек? Вы же женщина! Он маленький, ему всего пять лет! Дайте войти! Дайтеее мне хоть его увидеть! Убедиться, что он жив… что вы за изверги? Я дочь и зятя хоронить буду…. дайте мне повод жить дальше. Дайте на внука посмотреть!

– Прекратите истерику, женщина! Нам не положено!