Краденое счастье

– Она сбежала из психиатрической лечебницы.

– О Господи помилуй! Не видели. Господь с вами. Сейчас всего-то семь утра.

По ногам побежала вода, и девушка растерянно посмотрела вниз, а потом в отчаянии закрыла глаза.

– Если увидите, сразу в полицию обращайтесь. Она опасная и невменяемая. Убить может!

– О Боже!

Охранники уже собрались уезжать, один даже сел в машину. Но дикая боль заставила Дину вскрикнуть так громко, что ОНИ ее заметили. И она опять побежала… К дороге… Так надо. Это все, что она может сделать, чтобы предотвратить... Раздался резкий звук, и она обернулась… Удар был сильным настолько, что ее отшвырнуло вперед на спину, и глаза закатились, а по телу прошла судорога, и руки взметнулись к животу.

Простите меня… так лучше… лучше для нас, если мы умрем. Такие… такие, как он, не должны иметь детей… так лучше.

*****

Повёрнутыми психопатами не рождаются? Черта с два. Ими становятся еще в утробе матери. На генетическом уровне. Молекулы складываются в какой-то определенный узор, который делает из вас того, кем вы будете впоследствии еще в момент зачатия. Мои сложились так, что иногда сам себя боялся. Но лучше страх перед самим собой, чем перед другими. Спасибо моей матери, она вначале научила меня дикому ужасу, а затем научила внушать его другим. Когда ты ощущаешь запах испуга, когда он забивается впервые в ноздри и пьянит вспенившимся адреналином в венах, эйфория растекается по всему телу, наполняя его немыслимой силой. Истинная власть далеко не в деньгах и не в золоте. Она в умении заставить бояться.

Меня ненавидели. Может, кому-то это странно слышать, но меня по-настоящему презирали в этом доме. Конечно, я не знал за что и узнал только спустя много лет… но это уже и не важно. По большому счету я рад, что все сложилось именно так, иначе я бы был другим… Хотя зачем лгать самому себе – я очень часто мечтал быть совсем другим и совсем в другом месте. Иногда, в редкие проблески жалости к самому себе, я представлял, что было бы, родись я у другой женщины. Как все эти люди, окружавшие меня. Нормальные люди. Люди, познавшие любовь. Мать никогда не рассказывала мне об отце. Эта тема была не просто табу – ее как будто запретили законом. В доме не было его фотографий, не было ничего, что могло бы о нем напомнить, и на вопросы она не отвечала, словно ей их не задавали. И я боялся спросить снова. Да, единственным человеком, которого я боялся, была моя мать… Тогда я еще не умел ее ненавидеть, но она меня научит. А тогда я все еще мочился в штаны от одного ее взгляда, полного ненависти, и звона ключей от подвала.

Мои первые воспоминания не имеют ничего общего с воспоминаниями обычного ребенка. Самое первое из них – это боль. Боль, которую мне причиняет та, кого я еще очень долгое время боготворил и готов был прощать ей все что угодно, лишь бы она меня любила. Закрыв глаза, я снова и снова прокручиваю этот момент, когда произошел первый щелчок. Я сижу за столом, она рядом во всем черном. Мать любила носить черные вещи, как будто у нее всегда был траур, и она примеряла все его оттенки. Передо мной тарелка супа или бульона, я вожу по ней ложкой, моя нянька Люся говорила, что на дне каждый день прячется волшебный рисунок, и если я быстро поем, то увижу, как он перетекает совсем в другое изображение, как переливная картинка. Я слишком усердно колотил ложкой, она выпала у меня из пальцев, суп расплескался по столу и забрызгал мамину блузку. Она не ударила меня… нет. Зачем оставлять на мне следы? Она схватила меня за волосы и ткнула в этот суп лицом еще и еще раз, приговаривая:

– Я сказала – есть, а не играть! Есть, а не играть! Мерзкий, гадкий ребенок! Как же ты мне надоел!

Я захлебывался этим супом, я в нем тонул, он лился у меня из носа, и кусочки еды застряли в гортани, я рыдал и сходил с ума от боли и обиды. Потом она разжала пальцы, отпустив мои волосы, грубо промокнула мне лицо салфетками и велела служанке принести новую тарелку. Пока я кашлял и плакал, моя мать вытерла воротник своей блузки и продолжила обедать как ни в чем не бывало.

– Ты сам виноват. Если бы ты был послушным мальчиком, этого бы с тобой не произошло. Ты должен извиниться! Извиняйся, я сказала!

– Из-из-из-вини, ма-ма-ма-мама!