Краденый город

Тот одним махом вскочил козетке на спину. Схватил Таню за лодыжки, задрал их; Таня взвизгнула и перевалилась на ту сторону. Под ногами у него поехало – козетка прянула от стены. И только Шурка перебросил ногу через раму, как вторая ступня повисла в пустоте: козетка злобно топотала уже поодаль.

Дверь с грохотом слетела с петель. Шурка подтянулся, дернул шарф, зацепившийся за угол рамы. Толкнулся, почувствовал, как лбом проламывает тоненький хрусткий ледок, – и упал.

Буфет досадливо клацнул, задвинув ящик. И все остались стоять, где стояли. Комната опустела.

Лунный свет пальчиком провел по раме. Остановился на табличке с названием. Ведя пальцем, прочитал: «Туонела». И мягко съехал в сторону – прочь, прочь, по своим ночным делам.

Глава следующая

– Бобка! – негромко окликнула темноту Таня.

Шурку била крупная дрожь. «Неужели я боюсь?» – с досадой подумал он. И позавидовал Тане: она, похоже, не боится. Правда, он не видел Таниного лица, зато чувствовал ее бок: Таня не тряслась.

Она рассердилась:

– Да прекрати ты подскакивать!

И снова послушала темноту.

– Бобка?..

– Холодно! – соврал Шурка. Вернее, не совсем соврал: он уже сам не понимал, от холода дрожит или от страха. – Надоел этот мороз поганый! Сил уже нет!..

– Тише ты… Не слышу. Ты слышал?

– Что?

– Вроде шаги. Бобка! Бобка, это ты? Иди сюда. Хватит. Не смешно.

– Ты чего чешешься? – обернулся к ней Шурка.

Танин локоть замер.

– Ничего, – огрызнулась она. – Бобка!

Ни звука.

Было ясно: Бобку надо искать. Вот только где? И где это они сами?

Темнота была идеально черной. У Шурки стала чесаться шея, а под мышками намокло.

Таня размотала шарф. Стянула шапку.

Теперь у Шурки зачесалось все: спина, ноги под рейтузами, голова, живот. Он просунул руку под пальто, чтобы поскрести, – и не удержался, быстро расстегнул пуговицы. Пальто распахнулось. Шурка ждал, что сейчас к груди прикоснется ледяная плита воздуха. Но было ничуть не холодно.

– Господи, зачем мы только сюда полезли, – ворчала Таня. – Надо было остаться в этой чертовой квартире.

– Ты что, хочешь обратно?!

– Конечно, хочу! – Танин голос задребезжал. – Мы просто струсили. Каких-то дурацких стульев в темноте испугались. Совсем уже паникерами стали…

Мишку не упоминали, будто его и не было.

– Таня, мы где? – спросил темноту Шурка.

– Черный ход, наверное.

– Из комнаты?

Черный ход в квартирах обычно шел из кухни.

– Может, здесь раньше была кухня. А потом сделали комнату, – не сдавалась сестра. Но Шурка слышал в ее голосе сомнение.

Таня отпустила его.

– Погоди!

Но рука ухватила пустоту. По стене зашуршали ладони: Таня шла на ощупь.

– Не ходи, – испугался он.

– «Не ходи»!.. А Бобку Пушкин искать будет?.. Бобка! – негромко звала Таня. – Шурка, а Бублик с тобой? – вдруг опомнилась она.

– Бублик, – позвал Шурка.

Оба прислушались. Ничего.

– Сбежал, – вздохнула Таня.

Но не сдалась:

– Бобка, ты что, спрятался? Вылезай. На нас больше никто не нападает. Пошли обратно в нашу комнату!

Темнота так и заливала глаза, и просвета в ней не было.

У Шурки разболелась голова. Под мышками как будто лежала мокрая горячая вата. Он стянул шапку – и почувствовал, что голову охватил теплый воздух! Но поделиться с Таней открытием он не успел.

Раздался щелчок – Таня нащупала в темноте выключатель. И Шурка увидел сестру. Глаза у нее были круглые. Она была без шапки, шарф свисал на локте дохлым удавом, пальто нараспашку. Шурка узнал и тусклые обои, и пыльную лампу, похожую на серый кокон, свисающий с потолка, и золоченую раму на стене. И даже козетку. Она не брыкалась, не топала ножками – стояла спокойно, обычная, замызганная.

– Что за ерунда такая? – недоуменно смотрела вокруг Таня.

Они были в той же самой комнате. Ненужный шарф соскользнул на пол. Им было тепло!

– Затопил, наверное, кто-то. В доме.

Кто и как – это было настолько сложно представить, что не стали и пытаться. Уши, руки, ступни у Шурки точно иголками закололо от тепла.

Они разом повернулись к картине. В желтоватом электрическом свете она теперь была хорошо видна обоим. На картине была какая-то серовато-свинцовая муть; цветом она напоминала грязную воду, в которой несколько раз вымыли кисточку. Казалось, картину кто-то встряхнул – так, что смазались все линии, все цвета перемешались, все слилось, и ничего уже не разобрать.

Таня подошла.

– Странно, мне казалось, там была какая-то рощица… или берег.

– Ой, не трогай! – всполошился Шурка.

Насчет рощицы он сомневался: когда бежали за Бобкой, он вроде бы видел на картине какую-то улицу.

– Значит, мне просто показалось в темноте! – подвела итог Таня.

Залезла с ногами на козетку. Та скрипнула, но не шевельнулась.

Таня постучала по картине согнутым пальцем. Звук был стеклянный.

– Странно… – Она с сомнением смотрела на грязно-серую муть. – Кому может нравиться такая картина?

Спрыгнула. Поглядела на Шурку круглыми глазищами. И сказала совсем не то, что хотела сказать:

– Все ясно. Пока мы в темноте орали, как дураки, Бобка выскочил в коридор. И ждет нас в комнате. Идем.

Глава следующая

– Погоди. А то я сварюсь совсем.