Крадущие совесть

Анюта забилась в темный угол бабушкиной комнаты и зажала бледное личико ладошками. Хмурый ходил по комнате Володя. Куда делись его смех, веселые рассказы, озорство! Старший сын Костя, десятиклассник, строго глядел на младшую сестренку. Его тонкая юношеская фигура выражала решительность и непримиримость. Костя ненавидел человека, по ласке которого так скучала маленькая, доверчивая Анюта. Он ушел в другую комнату, взял в руки тетрадь и авторучку…

Яков шагал по улице. И не знал, какой страшный приговор выносил ему сын в письме в редакцию. «У меня есть два брата и три сестренки, – писал Костя. – До недавнего времени был у нас и папа. Теперь папы не стало». Закончил резко и жестко: «Если будете писать об отце в газете, то не меняйте его фамилии: он этого не заслуживает».

Когда-нибудь Яков Гиб поймет, какое это бесчестие – быть презираемым родными детьми!

Урок

В детстве Николай очень любил лошадей. Бывало, возьмет дома хлеба – и в конюшню. Интересно так. Кони фыркают, тянутся к ломтику, нежно губами берут из рук мальчонки. Со стороны посмотреть: целуют ладони ему гривастые кони.

Как-то за этим занятием застал его отец. Зыркнул глазами: «Другие домой несут, а ты из дома. Пошел вон отсюда!»

Потом, спустя много лет, когда милицейская машина будет увозить Николая из села, он вспомнит этот случай, этот первый урок жестокосердия, скупости, преподнесенный ему родным отцом. Вспомнит и не подаст на прощание руки и опешившему, согнутому горем Николаю Митрофановичу.

Митрофаныча за глаза односельчане звали «Гребенюком». Он и верно, все, что можно и что нельзя подгребал к себе. Работая на ферме, прикармливал группу коров своей жены чужими кормами. Ему ничего не стоило поживиться колхозным добром и «плохо лежащим» добром соседей.

Под стать мужу была и Федора Ивановна, женщина сварливая, на руку нечистая. Мелкие кражи, которые Митрофаныч совершал довольно часто, она расценивала как смелость и ловкость мужчины, крестьянское умение жить.

В селе рассказывали мне: однажды пришли, было, члены правления на усадьбу Власенко, чтобы отобрать у них клеверное сено, которое Николай вместо общественного двора свез на свой собственный, а навстречу Федора Ивановна. «В поле, – говорит, – надо стеречь сено, а не здесь искать! Тут все мое!» Потоптались на месте правленцы, да и отступили под таким напором.

Вспоминают в селе и такую историю. Как то на прифермерском участке накосил Митрофаныч люцерны, натолкал в мешок и понес домой. Да тяжеловата ноша оказалась, присел отдохнуть. Тут-то и подошел к нему зоотехник Пономаренко. Совестит его: «Что же ты на колхозном поле траву косишь». А он в ответ с улыбочкой: «Это я для колхозных буренок стараюсь, не отнесешь ли товарищ специалист?».

О проделках отца хорошо знал Власенко-младший. На его глазах прятала по укромным местам «принесенное» мать. А когда мальчишка подрос, отец и его стал приобщать «к делу». Однажды стащил Митрофаныч патоку в колхозе, припрятать хорошенько не сумел и попался. Казалось не уйти ему в этот раз от ответа. Нет, выпутался, научил сына, чтоб взял тот кражу на себя. По глупости, мол, по малолетству я это, простите, добрые люди.

Отделался Власенко штрафом. На радостях купил пол-литра, налил рюмку сыну: «Пей, пострел. И знай: не пойманный – не вор».

Если бы в те годы Николаю Митрофановичу кто-либо сказал, что когда-нибудь он будет крепко наказан тем, чем грешил всю жизнь, он, наверное, откровенно посмеялся в лицо этому прорицателю. Но время шло. Сын его, росший в окружении лжи и лицемерия, в обстановке, где разрушались изначальные святыни, входил в жизнь злым, нахальным и желчным. И относился он так не только к окружающим, но и к родителям.

Уже в детстве в характере его стала проступать какая-то озлобленность на всех. Забираясь в огород к соседям, он не только обирал огурцы или помидоры, но и вырывал растения, не только обтряхивал яблоки с деревьев, но и ломал ветки. В Иржевце помнят, как он сбросил с телеги школьника Толика Супруна и тот сломал себе ногу, как обокрал фуражный склад и забрался средь бела дня в колхозный курятник за птицей. Но все это тогда не очень беспокоило Власенко-отца. Его волновало другое: что Николай ворованное несет не домой, а старается продать где-нибудь и пропить.

Потом, когда Власенко-младший совершит крупную кражу и будет привлечен к уголовной ответственности, в редакцию из Иржевца придет письмо, в котором односельчане, рассказывая о проступке Николая, скажут в конце, что следовало с ним вообще-то посадить на скамью подсудимых и его родителей. Это ведь они ему давали уроки бесчестия.

Я встретился с Власенко-старшим у него дома. Это был уже далеко не тот «герой», который некогда в любых обстоятельствах держался самоуверенно. Понятное дело, расставаться на старости лет с сыном и, быть может, даже чувствовать, как искалечил судьбу ему, нелегко.

– Жена и вовсе в больницу слегла, – сказал он уныло и отвел в сторону глаза.