– Да вот, купил утром с оказией, – начал оправдываться тот, сдвигая мешки. – Вам же, госпожа, самой удобнее будет, дорога-то в наши дни тряская…
Шулень кое-как втиснулась между поклажей. Ван-Мул протянул ей её собственный мешок. Женщине пришлось положить его на колени, словно пухлого младенца, так что она едва могла пошевелиться. Шулень чувствовала себя поросёнком, которого везут в корзинке на рынок.
– Ну как? Хорошо устроились? – осклабился возчик.
Шулень неуверенно кивнула. Довольный Ван-Мул запрыгнул на передок своего возка и взмахнул кнутом.
– Йя! – закричал он, после чего тележка тронулась.
Шулень устало вздохнула. Куда бы ты ни ехал, дорога всегда приведёт тебя к дому, гласит пословица. Жаль только, что с ней, Шулень, всё обстояло совсем не так. Её дороги всегда уводили прочь от домашнего очага. А нынешняя, к тому же, вела прямиком в прошлое, куда ей совсем не хотелось возвращаться.
* * *
Зима подходила к концу. По утрам ещё немного подмораживало, но на полях уже копошились крестьяне, перекапывая бурую почву и сажая рассаду. За ними по пятам следовали их жены, бившие в барабаны, чтобы отпугнуть ворон.
Это было приятное время для путешествия: солнечно, не жарко, лёгкий ветерок разносил дым костров. В деревнях женщины занимались весенней уборкой, вывешивали на просушку пухлые ватные тюфяки. Вот и ещё одна зима закончилась. Теперь придёт весна, а за ней и лето. Шулень настолько погрузилась в созерцание светлых и широких просторов, что вздрогнула, когда возчик спросил её:
– Князь Тэ, он сын императора?
– Да, – ответила Шулень. – Третий сын. Князь всегда очень заботился о благополучии империи. Небо высоко, а император – далеко, говорят люди, но господин Тэ старался устранить несправедливость везде, где её находил. Он собрал в своём доме лучших воинов и посылал их бороться за правду.
– Надо же! – зацокал языком Ван-Мул. – Какой, оказывается, хороший человек был! – Он даже примолк. – Подумать только! Я везу в своей скромной повозке друга императорского сына! Вот вернусь домой, скажу это своим сыновьям и братьям, а они и спросят: «Что ж ты, олух, получше-то её не расспросил?»
Шулень усмехнулась. Ничего особенного в её жизни не было. Уж она-то это точно знала. В основном всё было очень буднично.
– А какой у князя дом? Много ли свиней он держал? А сколько цыплят?
– Его дом – это большой дворец. В нём пять десятков дворов, три больших сада и сто слуг. Чтобы прокормить такую ораву, требуется содержать несколько ферм. Цыплят у них больше, чем целая деревня съедает за год. Сокровищ же во дворце – видимо-невидимо…
– Чудеса! Что же он делал в таком домище? Наверное, у него было пятьдесят жён?
– Вовсе нет. Одна-единственная жена и четыре наложницы. Ровно столько, сколько ему было нужно. Дворы же занимают для сыновей и внуков, ну и, разумеется, для их жён и наложниц.
– Прямо целый город получается, – покачал головой возчик.
Шулень кивнула. Мужчина был прав. В доме находилось много чего, в том числе смертельно опасные вещи, которые мог сохранить и защитить лишь императорский сын.
На второй день пути они достигли вершины горы Белого Облака. Позади простирались поля, на которых там и сям торчали последние кочаны зимней капусты. Впереди раскинулся Пекин, бурый и пыльный. В Великом канале блестела на солнце вода. Над головой Шулень, широко раскинув крылья, парил орёл.
– Как же вы познакомились с князем? – продолжал расспрашивать Ван-Мул.
– Через друзей, – коротко ответила Шулень. Возчик кивнул и наконец замолк.
Ветер на высоте был довольно студёный. Шулень почувствовала запах ладана. Настал Цинмин – праздник Подметания могил. Семьи обедали на открытом воздухе, щедро угощали предков и угощались сами. А кто будет подметать её могилу, когда она умрёт? У неё нет семьи. Нет детей, которые принесут подношения её духу. Она одинока. Отец умер, суженый давным-давно убит, и даже Мубай пал от руки Нефритовой Лисы. Выжила она одна, дотянув до осени своих холодных дней.
Смерть Ли Мубая подкосила её. Наверное, ей не суждено было стать счастливой. Ветер задувал в щели повозки. На высоких скалах росли беспризорные сосны, они цеплялись корнями за камни, разрушая свою неверную опору. Через сколько времени они упадут?
Шулень прилегла на грубую мешковину и попыталась заснуть, но тряская повозка то и дело подскакивала на ухабах, раскачиваясь из стороны в сторону. Разговор, казалось, иссяк.
– Я должна засвидетельствовать своё почтение семье князя, – произнесла наконец она. – У меня есть в столице и другие незаконченные дела. Серьёзные дела.
Шулень вздохнула, подумав: «Для которых я уже слишком стара».
* * *
Вечером они разбили лагерь у Орлиной скалы. Лошадь хрустела овсом в своей торбе, Ван-Мул развёл костёр. Порывы ветра пытались потушить пламя: искры плясали, будто светлячки, улетая в небо.