Крадущийся тигр, затаившийся дракон. Меч судьбы

Шулень, пользуясь последними солнечными лучами, поднялась на Орлиную скалу, к гранитному выступу, торчавшему, будто клюв. На этом месте воины часто устраивали поединки. Когда бой происходил на Орлиной скале, живым вниз спускался только один. Когда она добралась до верха, солнце уже покраснело, оно низко висело над горизонтом, а подножье горы терялось в тумане.

Прежде она никогда здесь не бывала. Теперь Шулень стояла, представляя дерущихся воинов. Площадка была очень узка, а её края резко обрывались. Остановившись на каменном «языке», женщина посмотрела вниз. Ветер тут же вцепился в неё, затрепал халат и обмотал его вокруг ног. До подножья горы было далеко. Если отсюда упасть, костей не соберёшь.

Наступила уже ночь, когда она спустилась к костру. Над головой мерцали звёзды, почти полная луна поднималась на востоке, словно освобождаясь от земных объятий: сперва желтоватая, она затем делалась всё белее и ярче.

Ван-Мул что-то готовил в небольшом воке. Ещё спускаясь, она почувствовала запах поджаренного чеснока, затем зашкворчала брошенная в кипящее масло лапша.

Приготовив ужин, они сели со старыми, кое-где оббитыми фарфоровыми мисками в руках: лапша, сдобренная соевым творогом-доуфу, чёрными бобами и острым перцем, плавала в них, словно клубки змей в болоте.

– Угощайтесь, госпожа! – сказал Ван-Мул, протягивая ей миску очищенного чеснока.

Она взяла зубчик и кинула в рот. Чеснок был нежным, сладким и в меру острым, однако он не мог разогнать её тоску. Шулень ела медленно, аппетита не было. Когда она поставила миску, возчик жадно покосился на объедки.

– Уже наелись?

Она кивнула.

– Не разрешите ли мне…

– Конечно.

– Моя жена всегда говорит, что не понимает, куда девается еда, – начал он очередную свою байку, выгребая из миски Шулень остатки лапши. – Мол, ем как поросёнок, а тощ словно кролик. Да вы сами взгляните на меня! Уж я таков!

Шулень улыбнулась.

– Мой друг погиб когда-то у этой скалы. Его звали Молчаливый Волк. Вы никогда о нём не слышали?

Ван-Мул замотал головой, продолжая наворачивать лапшу.

– Люди говорят, – со смехом сказал он, – имя учёного помнят пять лет, художника – десять, а воина – двадцать. А знаете, госпожа, сколько лет помнят имя погонщика мулов? Нисколько, вот сколько! А мне что с того? Главное, было бы брюхо набито, так-то вот!

Шулень коротко улыбнулась и принялась смотреть на горы, думая о мужчине, которого её отец избрал ей в мужья.

…Молчаливый Волк совершенно соответствовал своему имени: худое лицо с узкими щелочками глаз, длинные волосы, собранные в хвост на затылке. Взгляд у него был задумчив и серьёзен, а редкий смех подобен лучу солнца, пробившемуся сквозь зимние тучи. Воином он был прекрасным, просто Шулень не хотела выходить замуж. Замужество бы потребовало оставить Железный Путь. С тех пор как она на него ступила, Шулень во всем походила на мужчину, кроме разве что имени. Она была мужчиной больше, чем сами мужчины.

Шулень яростно противилась замужеству до тех пор, пока не увидела, как жених сражается. Она пошла к отцу и низко поклонилась ему:

– Спасибо, отец! Я понимаю теперь вашу заботу о моём счастье. Я отказывалась выходить замуж за Молчаливого Волка, но сегодня я узнала, что вы выбрали настоящего, благородного мужчину, а это куда больше того, на что многие могут рассчитывать в этом мире.

– Ничего на свете я не желаю так сильно, как твоего счастья, дочка, – улыбнулся отец. – Надеюсь, что ты будешь жить долго и счастливо и духи предков наградят тебя многочисленным потомством.

– Благодарю вас, отец, – улыбнулась Шулень.

Однако, когда пришло время назначить день свадьбы, Молчаливый Волк пал жертвой чиновничьих интриг и вынужден был бежать, а вскоре после этого она встретила Ли Мубая. Юные сердца исцеляются быстро, говорят старухи. В присутствии юноши Шулень не могла вымолвить даже слова, настолько сильно было вспыхнувшее чувство. Она испугалась своей любви и попыталась уйти. Однако не смогла отказать себе в радости ещё раз взглянуть на него. И тогда вдруг заметила, что он тоже не сводит с неё глаз. Их взгляды встретились. Она тут же отвернулась, её щёки вспыхнули, но было уже поздно.

Судьба сыграла с ней злую шутку. Отец никогда не позволил бы ей выйти замуж за другого мужчину. Ли Мубай же не только приласкать возлюбленную, но даже открыто посмотреть на Шулень не решался. Где находился Молчаливый Волк, не знал никто. Однажды, во время очередной их встречи, они сидели, целомудренно потупившись, словно монахи, и Мубай сказал:

– Я не в силах быть рядом, но не касаться тебя.

Шулень кивнула. Она это понимала. Тайная любовь не приносит радости, когда на её пути встают препятствия.

– Ты уходишь?

Он кивнул и направился к выходу. Она молча смотрела ему вслед. Была осень, время, когда цикады заканчивают петь свои летние песни и мёртвыми падают с деревьев, точно сухие листья. Девушка сидела, слушая последнюю в том году песнь цикады. В тот момент она поняла, что навек осталась одна-одинёшенька на всём белом свете.