Край

– Черт, – прошептал он, рассматривая бесконечные нагромождения белых пластиковых ваз, из которых торчали розы, тюльпаны и прочее, недостойное упоминания. – Как нормальному человеку выбрать? Понапридумывали цветов.

– Вы что-то хотели, мужчина? – откликнулась цветочница, внешностью напомнившая Тальбергу буфетчицу из пельменной через дорогу от родительского дома, закрытую лет десять назад. В смысле, закрыли пельменную, а не буфетчицу, хотя он предпочел бы наоборот.

– Знал бы я сам, чего хочу, – он нервничал и поправлял под мышкой мумифицированное чучело.

Цветочница с белой завистью и неподдельным любопытством оглядела таинственный сверток, гадая, что за подарок скрывается под оберткой.

– Мужчина, может вам ленточками красиво перемотать? – предложила она, кивая на зайца. – Недорого, с бантиками.

– Что? – переспросил раздраженный Тальберг. – А-а, вы об этом… Это не подарок, так… Сюрприз.

Мучительное хождение вдоль цветочных рядов в попытках выбрать что-нибудь нестандартное закончилось капитуляцией – он признал поражение и купил обычный букет красных роз, почувствовав, как его нервирует вся эта ситуация. На кой черт сдались Лизке цветы? Она ж их не ест, а через пять дней они сдохнут, и по квартире рассыплются скукоженные лепестки, ничего общего с романтикой не имеющие.

Идя по улице с букетом, он продолжал мрачнеть от атаковавших со всех сторон мыслей. От наступившей жары пропало праздничное настроение, присутствовавшее еще полчаса назад.

Он посмотрел на цветы. Вдруг захотелось зашвырнуть их куда подальше вместе с проклятым зайцем, чтоб у него уши отсохли и опали. Достали умничающие платоны, суетящиеся кольцовы, занудные мухины, вшивые краепоклонники… И Лизка…

В особенности, Лизка. Нашлась, понимаешь, королева!

Их проблемы букетом не исправить, не помогут цветочки-лепесточки. Он представил, как приходит домой, а она стоит на пороге в халатике, берет цветы и с разочарованием в голосе говорит «Опять розы…»

«Да, розы», злорадно подумал он. Он живо вообразил, как бросает букет Лизке в лицо, и от ужаса предоставленной воображением картины на долю секунды вернулось сознание, словно солнце на мгновение прорвалось сквозь тучи, чтобы исчезнуть снова. «Отчего я такой кровожадный?», успел подумать он, но тут накатила новая волна злости, куда сильнее предыдущей.

Ему хотелось срочно реализовать скопившуюся ненависть, набросится на случайного прохожего и всыпать ему по первое число для профилактики. Улицы, к счастью, пустовали, до конца рабочего дня оставалось минимум полтора часа.

Так, на взводе и с перекошенным лицом Тальберг нажал кнопку звонка. Батарейка в звонке села, и вместо радостной мелодии получился заунывный похоронный марш, словно по нервам неуклюже водили смычком.

На пороге возникла Лизка, но не в домашнем халате, а в легком платье, надеваемом для приема гостей.

– Ой! – удивилась она. – Ты сегодня рано.

Мозг Тальберга со скрипом провернул на невидимые шестерни извилин и зажег гигантскую красную лампочку с надписью «Внимание!».

– Кого-то встречаешь? – спросил он, мрачнея, хотя секунду назад казалось, что достиг предела.

Грубым движением сунул Лизке в руки букет. Она уколола палец о шип и ойкнула. Тальберг услышал, что на кухне кто-то есть и этот кто-то с аппетитом ест, скребя ложкой по дну тарелки.

– Кто? – грозно спросил он, глядя в испуганные Лизкины глаза, непостижимо прибавляя в росте сантиметров десять и натуральным образом зеленея от ревности. Она смотрела на него и от страха не могла вымолвить ни слова.

Он не дождался ответа и с чучелом под мышкой бросился на кухню, чтобы собственными глазами лицезреть улыбающегося Платона.

– Привет, – сказал тот радостно, словно над ним не нависал разъяренный Тальберг с нелепым свертком. – Мы тут плюшками балуемся.

На подоконнике в их единственной вазе стоял букет точно таких же роз, которые Тальберг мучительно, превозмогая себя, выбирал в цветочном магазине.

– Твои? – заревел он.

– Мои, – Платон посерьезнел, догадавшись, что шутки могут вылезти боком.

Тальберг выхватил розы из вазы и швырнул в мусорное ведро, задним числом заметив засаженные в руку шипы. Опустевшая ваза пошатнулась и с громким звоном разбилась вдребезги о пол.

– Дима, что ты творишь? – откуда-то из-за спины взвизгнула Лизка. – Что с тобой?!

– Что он тут делает?! – спросил Тальберг и ткнул пальцем в Платона, говоря о нем в третьем лице.

– В гости зашел, чтобы поздравить, – сказала Лизка и сердито добавила: – Представь, я общаюсь с другими людьми, а не только с тобой!

Платон отложил ложку, поправил галстук и объявил:

– Вижу, у вас замечательная беседа намечается. Не буду мешать.

– Сиде-еть! – угрожающе протянул Тальберг и положил тяжелую руку Платону на плечо.

Тот сел, полный недобрых предчувствий. Взгляд невольно зацепился за некстати торчавшую из держателя ручку ножа с широким лезвием.

– Первый и единственный… – прохрипел Тальберг чужим низким хриплым голосом, словно кто-то другой вещал его ртом. – Первый и единственный раз предупреждаю. Я не должен видеть тебя в этой квартире НИКОГДА! Ни с цветами, ни с шампанским, ни просто так. Ясно?