Край бесконечности

– В общем, я рассказал ей про 2104/BPUDFUSOG: почему его поведение так меня разозлило, что эта штука подключилась прямиком к моим подростковым фантазиям о самом себе, зацепилась за картинки моего прапрапрадеда, того старикана с фотографии на химической пленке, и других шахтеров, выходивших из шахт лишь поутру. Этот паршивец забрался прямиком во все истории о том, каково это – работать под землей в Западной Виргинии. Я сильно разозлился, потому что какой-то металлический жук смог все это вынюхать. И еще сильнее – потому что он вообще попытался это сделать. Но больше всего меня взбесило то, что схема работала, пока я не сообразил, что к чему. И я как-то пытаюсь справиться с этой злостью. Обычно, когда я говорю Лауре, что успокоился, что все под контролем, она понимает. Но, знаешь, в этот раз, похоже, она разочарована. Словно я подвел ее. И я понятия не имею, как именно подвел ее и почему, но боюсь спросить, чтобы не сделать еще хуже.

Тайворд, кажется, до сих пор, по крайней мере отчасти, винил в своих чувствах муравья, но мы уже направили 2104/BPUDFUSOG на уничтожение, как и несколько сотен других муравьев, унаследовавших его код и особенности, и потому мне поведение человека казалось совершенно излишним.

– Так и есть, – признал Тайворд. – Если злишься на кусок льда, на котором поскользнулся, это уже странно. Но я-то, получается, злюсь на тот же самый лед, только следующим летом, когда он уже давно растаял и испарился. Но я именно так себя и веду. Я просто… эм… ненавижу, когда мной манипулируют.

Дальше мы вели диалог, привычный для всех психотерапевтов, а раньше – для священников, барменов и лучших друзей, когда приходится уверять пациента, что он не сумасшедший и не больной, попутно пытаясь выяснить, что же не так с его разумом.

И Я НЕСУСЬ сквозь черноту почти со скоростью света и вижу сны.

* * *

– У меня внутри как будто все похолодело, я просто не знала, что сказать, – говорит Лаура. – Мне стало неловко, я захотела как можно скорее избавиться от него, и я уверена, что Тайворд это почувствовал.

Я делаю оценку и прихожу к выводу, что если расскажу ей о его чувствах, то с девяностопроцентной вероятностью вызову ненужные трудности, поэтому отвечаю:

– Если ты так считаешь, возможно, так и было на самом деле. Ты довольно хорошо его знаешь.

На этот раз пауза достаточно долгая – почти четверть секунды, – я гоняю по кругу мысль о том, какую глупость сейчас сказал. Мы быстрее людей, легко и в точности все запоминаем, но я не думаю, что мы мудрее людей. Возможно, мы не мудрее дубов. Это, конечно, гипербола.

А может, и нет.

Наконец (хотя ей ответ кажется практически мгновенным), девушка говорит:

– Да, я думала, что знаю. Слушай, его проблема уже хорошо изучена. Просто в нем она была не так очевидна, как в других людях, да и встречается сейчас реже, чем в прошлые столетия. Многие мужчины, лишенные настоящего детства, любви, страдавшие от недостатка чувств, когда были маленькими, очень легко переполняются эмоциями и не особенно им доверяют. Они подчиняются чувствам, а потому любовь, нежность, доверие, все хорошее в жизни считают слабостями, через которые мир может их использовать. Вот что я увидела в его реакции на этого муравья. Но… дети – у них мозги устроены так, что они всегда будут вертеть родителями подобным образом. А у здоровых родителей такая проводка в мозгах, что они всегда будут отвечать на подобную манипуляцию и реагировать соответственно. Пары, которые собираются вырастить здоровых детей, постоянно друг друга используют. «Я заставлю тебя чувствовать себя любимым, так как знаю, что тебе это нужно». И разумеется, больные или подлые люди могут научиться это делать только ради власти. Но Тайворд не сказал что-нибудь вроде: «ого, этот мелкий жук расколол меня, лучше избавиться от его софта и модификаций, пока его потомки не завладели шахтой, а мы не огребли проблем». Он не был холоден, не был встревожен – он взбесился. И я вдруг подумала… а если я захочу, чтобы он как-нибудь доказал свою любовь ко мне? Не каждый день, конечно, а вот просто однажды захочу. Даже если это ребячество – хотеть подобного? Или даже хуже – если наш ребенок решит воспользоваться папиной любовью, как и любой ребенок на Земле…

И, хотя я вижу все признаки, замечаю, как дрожат ее губы, сжимаются пальцы, перехватывает дыхание, я все равно удивлен, когда она начинает плакать.

И Я НЕСУСЬ сквозь черноту почти со скоростью света и вижу сны.