а он не придет ко мне. Я могу сказать ему, чтобы он посмотрел вокруг себя — я знаю, он ничего от этого не выиграет, но все равно, все равно — и подумал об этом особняке, который я для него только что наполнила ароматом былого, тогда он узнает все, поймет, как расстаются с укрытой от всех ветров жизнью, в которой каждого оберегают остальные, в особенности, когда ты маменькина дочка (в кисейном платьице, с тугими локонами и с няней, которая носит за ушами листочки душицы и умеет рассказывать сказки о ведьмах, порожденных бесноватым круженьем летучих мышей, и со стенным шкафом, полным хамонсильо, взбитых сливок, а главное, тянучек), и кажется, ничто никогда не сможет взбудоражить этот кукольный дворец, как вдруг в него врываются пламенные слова, перед которыми ничто не может устоять, слова, возвещающие то, что вопреки самим себе мы хотим узнать (не понять умом, нет, постигнуть как-то иначе). Так было с Гервасио Полой
— Моего мужа звали Гервасио Пола