Край безоблачной ясности

— Я стала искать работу и нашла ее, сеньор. А когда нашла, забрала детей и ушла от него, и он не стерпел не потому, что любил нас, не потому, что нуждался в нас, а потому, что ему не хватало отзвука своих поступков, потому, что ему важно было, чтобы мы знали о его пьянках и подвигах в публичных домах, — важнее даже, чем чтобы о них знали его приятели; так я думаю и этим объясняю то, что он сделал, сделал тоже для того, чтобы это получило огласку, чтобы у кого-нибудь это вызвало восхищение. Таков был мой бедный Донасиано, и мне думается, что в последний раз, когда я его видела, он в первый раз отдал себе отчет в том, что я, молчаливая женщина, вечно ждавшая его, я, несчастная, которую он сделал калекой, сильнее его, что я способна выдержать больше, чем он (ведь я выдержала насилие и роды, унижение и позор, ведь я выдержала рассказы о его гнусностях, сеньор, ведь скорее я была мужчиной, чем он, потому что несла и свою, и его ношу, а он не мог вынести бремени своей собственной жизни, чувствуя себя чуть ли не парией, и испытывал потребность перелить ее горечь в меня, но даже в своих грязных и грубых соитиях был не в силах восполнить свою жизнь, которую я вбирала в себя, которую извергало мое нутро и которая опять назревала, как гнойник, с новыми словами, новыми пьянками, новыми блуднями, новыми драками, — назревала во мне и для меня, а не для него): вот что он тогда понял, я прочла это на его лице за миг до того, как вскрикнула и поднесла руки к глазам

— Настал момент, когда я не выдержала, понимаете? и он захотел отомстить мне.

Ортенсия медленно надела свои темные очки и едва приметно улыбнулась. Икска Сьенфуэгос подождал продолжения ее рассказа, вдыхая запах лилий, наполнявший маленькую комнату, и обегая взглядом кафельные плитки с мексиканскими узорами.

— В больнице я все думала, зачем он это сделал, и не могла найти никакого другого объяснения. Мои сослуживицы оплатили мое лечение и позаботились о детях. Однажды пришел навестить меня глава фирмы, которого я не знала. Я до сих пор помню, как он мягким голосом высказал мне добрые пожелания и заверил меня, что я ни в чем не буду нуждаться. Потом он пришел еще раз; я не понимала зачем; мне все это было тягостно. А он пришел расспросить меня о том, что произошло