Край чудес

– Нельзя так, – вяло попытался отбиться он. – Не сработает.

– Ну, лучше так, чем никак. Правда? – наступала Кира.

Они стояли вплотную друг к другу. Тарас видел, как на вдохе грудь Киры легонько касается впалой груди Костика. И как на выдохе покрывается мурашками его шея, тоже видел. Проводник почти уже сдался, эта близость тел не оставляла ему шансов. Жалкий и никчемный, Костик просто не мог устоять от вкрадчивого внимания, устремленного на него одного. Наверное, впервые в жизни. Кира смотрела, не отводя взгляда. Смотрела просительно и нежно, почти восхищенно. И от этого Тарасу хотелось опустить на Костика что-нибудь потяжелее собственных рук. Бетонную плиту, например.

– Лучше так, чем никак, – проговорил Костик, окончательно капитулируя.

– Вот и ладушки, – подвела итог Кира и юркнула в сторону, оставляя проводника один на один с его законопослушностью.

– Придумал тоже – «закон», – шепотом передразнил его Тарас, отходя к окну, чтобы поднять бесхозный букет, над которым уже суетилась Кира.

– Он правда в это верит, – чуть шевеля губами, ответила она и потянулась к рюкзаку. – Надо ополоснуть.

Под струйкой воды гвоздики вспыхнули тревожным багрянцем. То ли кленовый лист в октябре, то ли грузинское вино. То ли кровь, пролитая на пыльный бетон. Тарас снял с объектива крышку. В кадре гвоздики померкли. Ни тебе вина, ни тебе крови. ХЗБ вообще не шла съемка. Застывшее во времени не желало застывать еще и в кадре. Но платили именно за него.

Тарас огляделся в поисках того, кто платил. Южина почти не было видно в темноте дальнего угла зала. Только смутную фигуру, застывшую над очередным пеноблоком.

– Что там? – спросила Кира.

Костик забрал из ее рук мокрые гвоздики. И пошел к Южину, загребая ногами сор, раскиданный по полу. Тарас пожал плечами и двинулся следом, камера в его руках согрелась и притихла, как зверек с ребристыми боками. Нужно было снимать, но от увиденного запершило в горле.

Южин склонился над бетонным блоком. Вокруг него, как вокруг алтаря, лежали цветы – пыльные искусственные, засохшие живые. И сигареты. Десять, двадцать, тридцать сигарет, обугленных с конца. Блок высился над ними, как стела. Мемориальный камень, которым и был. Фото, прикрепленное к блоку, успело выцвести. С него, плохо различимый, почти исчезнувший уже, смотрел темноволосый пацаненок. Все сигареты были повернуты к нему фильтрами. А цифры у подножия блока описывали его путь с 1989 по 2005 год.

«Шестнадцать», – подсчитал про себя Тарас. Вот ты какой, Лешка Краюшкин.

– Это кто? – шепотом спросила Кира, подходя ближе.

– Снимайте, – попросил Костик. – Дважды рассказывать не буду.

Тарас вернулся к окну, дернул за край фанерной доски, та скрипнула, но не поддалась. Пришлось положить на расколотый подоконник фонарь, а самому встать сбоку, чтобы не заслонять свет. Костик заметался между Кирой и Южиным, не зная, куда встать.

– Нужно так, чтобы лица не было видно, – подсказала Кира.

Южин повернулся на ее голос. В луче фонарика влажно блеснули глаза.

– Вставай сюда, – кивнул он сипло.

Костик застыл на половине шага.

– Я лучше тут, – пробормотал он и накинул на голову капюшон. – Начинать?

Тарас настроил резкость – центральная точка пришлась Костику на правое плечо – и кивнул Кире. Та скользнула к проводнику, прицепила ему на воротник петличку. Вторая петличка приземлилась на Южина.

– Поехали, – разрешил Тарас.

Костик застыл в кадре, будто на него не петличку повесили, а стреножили и наложили проклятие. Он беспомощно хлопал прозрачными ресницами и даже рот приоткрыл, но слова никак не шли.

– Где мы сейчас? – спросил Южин, оставаясь вне кадра.

Костик вздрогнул, но продолжил смотреть в объектив, тревожно морща переносицу.

– Где мы сейчас? – с нажимом повторил Южин. – Куда мы пришли?

Костик сглотнул, тощий кадык дернулся.

– Мы на восьмом этаже, – чуть слышно ответил он.

Петличка была хорошей, но не самой дорогой. Хватало, чтобы без помех записывать голоса на шумной улице. На перепуганный шепот проводника могло и не хватить.

– Громче, – недовольно одернул его Южин.

Костик подобрался и повторил чуть увереннее:

– Мы на восьмом этаже. Поднимались по лестнице с пятого, остановились в плиточном зале, потом оказались тут.

– И зачем мы сюда пришли?

Темнота вокруг Костика, прореженная фонарем, клубилась пылью, и от этого казалось, что сам Костик ненастоящий, зыбкий и выдуманный. Странное порождение ХЗБ, такое же недостроенное, как она сама.

– Здесь Край. Сюда все идут.

– Почему?

– Потому что Край – центр Ховринки, – живо ответил Костик, вовлекаясь в разговор. – Все дороги сюда ведут. Если с восточного входа зайти – все равно на восьмой поднимешься. Если через крышу от северного сектора перелезть, то отсюда потом спускаться до подвала. Как ни пытайся, а все равно на Краю окажешься.

Он помолчал, переводя дух.

– Ты давно здесь? – поинтересовался Южин.

– Лет пять. Может, шесть. Но Краем восьмой этаж еще в 2005-м прозвали, после Лешки Краюшкина. Меня здесь тогда не было.