По прикидкам Тараса, в том году Костик должен был учиться в школе. И уж точно не шастать по заброшке. Но кто-то уже шастал. И падал в шахту лифта.
– Почему он спрыгнул? – неожиданно спросил Южин.
Костик испуганно вскинулся.
– Не знаю.
– Ну как же не знаешь, сам говорил, Краюшкин был местным. Значит, все его устраивало.
Костик не ответил.
– Что вообще значит «местный»? – попытался зайти с другой стороны Южин.
– Это значит, что он для ХЗБ свой, – промямлил Костик. – И законы ему понятны. Он их принял все. Доказал, что хочет в ХЗБ остаться. Что ему не страшно.
Южин хмыкнул.
– Не страшно? Устроить здесь суицидный трип?
– Нет, это он доказал так… – пробормотал Костик.
– Что доказал? – не унимался Южин. – Что ему не в лом ноги переломать ради законов ваших незыблемых?
Он издевался, ерничал так явно, что снимать это было бессмысленно. Костик молчал, глядя на Тараса через объектив. Уже не жалобный, а жалкий. Нужно было оборвать съемку, сказать, что свет совсем никакой, спасти проводника, как спасают попавшего под лед щенка. Но в натуженной беседе между Костиком и темнотой, где прятался Южин, был конфликт. Надрыв, нужный любому фильму. Неясная боль, ради которой этот фильм и взялись снимать. Тарас отстранился от камеры. Кира отошла к дальней стене и рассматривала что-то цветастое, намалеванное там краской. Слабый свет ее телефона выхватывал разрозненные куски, скрывая целое.
– Так что доказывал Краюшкин? – переспросил Южин. – Ты сказал, что он доказал. Что доказывают головой вниз с восьмого этажа?
– Важность, – вырвалось у Костика, он задышал быстро и загнанно. – Важность того, что здесь происходит. Вам не понять. Вы думаете, сюда так просто попасть. Просто здесь остаться. И что уйти тоже легко. Что можно в дверь зайти, из двери выйти…
– А дверь тебе чем не подошла? – с ухмылкой уточнил Южин. – Вот мы через нее вошли, сейчас спустимся и выйдем…
– Зайти-то мы зашли, а выйти так не получится, – ответил Костик и потянул за петличку. – Сними, – попросил он Тараса. – Дышать нечем.
Тарас прервал запись.
– Хорошо получилось, – осклабился Южин. – Жути решил навести?
Костик посмотрел непонимающе.
– Это ты молодец, конечно. – Он скорчился, пародируя проводника. – Как зашли, так выйти не получится. Огонь, конечно. Но ты мне скажи. Он нарик был, поэтому прыгнул? Или правда по любви несчастной сиганул?
От Костика расходились волны страха. И страх этот распространялся вокруг, как вирус. Захотелось поскорее собрать технику и отойти подальше.
– Краюшкин хотел остаться, поэтому ушел, – твердо сказал Костик. – Других вариантов у него не было.
– Точно нарик, – осклабился Южин. – Ладно, надпись эта знаменитая где?
– Тут, – откликнулась Кира.
Тарас взял с подоконника фонарик и направил луч на ее голос. Багровое граффити было точь-в-точь таким, как на смазанных фото.
– «Больница – это край чудес, – прочитала Кира. – Зашел в нее – и там исчез».
Тарас сунул фонарик Костику и поднял камеру. Если что и нужно было здесь снимать, так это стену. И Киру, стоящую перед ней. Темная фигурка на багровом фоне букв. Сиплый от холодной влажности пустого здания голос. Слова на воротах местечкового ада. Оставь надежду, всяк входящий в край чудес. А хочешь исчезнуть, так шахта лифта в твоем распоряжении.
– Это написали уже после Краюшкина? – спросил Южин.
– Да, – кивнул Костик. – Но, когда я пришел, надпись уже была. Ее подкрашивают временами.
– Кто? – оглянулась на него Кира.
– Ну… – Костик сбился. – Ховринские ребята.
Он отошел в сторону и оперся на стену.
– А почему они с нами не пошли? – не удержался Тарас.
Костик посмотрел на него исподлобья.
– Уговор был, что вы поснимаете, – объяснил он, – спокойно. И уйдете. Пока мы тут, никого и не будет.
Тарас покосился на Южина, тот даже приосанился от удовольствия.
– Да, – кивнул он. – Уговор был. И стоил мне, как половина твоей камеры. Понял?
Снимать в заброшке, набитой обдолбанной подростней, было бы совсем уж невыносимо. Так что Тарас благодарно кивнул и повернулся к Кире. Она продолжала стоять у стены, ощупывая ее руками.
– Надпись будто бы влажная, – задумчиво проговорила она. – Даже красится слегка. Но краской не пахнет.
– А ты попробуй, – предложил ей Южин. – Может, это не краска.
– А что? – подыграла Кира. – Кровь?
Южин хмыкнул. Она поднесла пальцы к губам и тут же отшатнулась от стены.
– Соленое, – только и смогла выговорить Кира.
Тарас царапнул по корявому краю буквы «Ч», на ощупь она оказалась шершавая, поднес руку к носу, пахло плесенью.
– Сплюнь, – посоветовал он Кире. – И рот прополощи. Тут влажно и темно, все небось в грибке. Или плесени черной.
Кира сморщилась еще сильнее и сплюнула себе под ноги. Южин хлопнул притихшего Костика по плечу.
– Ну, пойдем посмотрим, откуда тут принято выходить наружу.
Костик не шелохнулся, продолжая буравить глазами пол у ботинок. Дожидаться Южин не стал, но стоило отойти в темноту, как проводник встрепенулся и начал светить ему в спину. Тарас включил камеру.