– Там, внизу, кто-то поет. Ты не слышишь?
– Поет?..
И замолчала, прислушиваясь.
– Вороны-москвички меня разбудили, – донеслось с нижнего этажа. – Промокшие спички надежду убили… – Разобрать, кто пел, было невозможно, голос глушили высота и эхо, но слова звучали отчетливо. – Курить – значит, буду дольше жить…
– Земфира, – прошептал Южин.
Под рукавом его куртки сжались и закаменели мышцы.
– Издевается, сука… – процедил он сквозь зубы и рванул было вниз, но его перехватил Тарас.
– С ума сошел? Куда прешь? Нам нельзя попадаться, понял?
Южин смотрел на него невидящим взглядом.
– Пусти. – Только хищно блеснули зубы.
– Сам же сказал, надо в соседний корпус по коридору. Вот и пойдем, – миролюбиво объяснил Тарас и потащил Южина в глубь этажа. – Ну чего ты завелся-то?
Кира оперлась на треснувший посередине подоконник. По лестнице уже начали спускаться. Но темнота седьмого этажа убаюкивала мнимой безопасностью.
– Мне надо вниз, – просипел Южин.
– Всем надо. – Тарас прислонился затылком к стене. – Сейчас подождем, пока эти свалят, и пойдем вниз.
– Кто они? – спросила Кира. – Точно не ребята с пятого.
– Местные бомжи. Я их снимал на третьем этаже. У того, который хромает, еще и пальцев на руке нет. Ну, сама потом посмотришь.
Кира непонимающе поморщилась и только потом вспомнила, зачем они сюда пришли. Падение Костика и минуты в подсобке напрочь стерли из памяти и съемки, и цель их визита. Но Южин помнил.
– Продолжай снимать. Все снимай, понял?
– Что снимать? – переспросил Тарас. – Как мы отсюда сваливаем? Снимать надо было, как мы Костика до суицида довели.
Он первым произнес это вслух. Обвинил их. Подвел черту под испуганным молчанием. Костик погиб. И они в этом виноваты. Кира закусила губу, чтобы не всхлипнуть. Но Южин рыдать не собирался. Высокий и тощий, весь помятый, но все еще лощеный, он терялся на фоне Тараса, с его широкими плечами и всклокоченной бородой, хотя голос Южина не дрожал.
– Они меня развели, понял? Костик твой и Раф. Узнали про меня, что не должны были. И развели. А я повелся, как дебил. Но мы все сняли. Как нам лапшу на уши вешали. Твои записи теперь – вещественное доказательство, понял? Я его без трусов оставлю.
– Кого? – ухмыльнулся Тарас. – Паренька, который в шахту прыгнул?
– Рафа, – ответил Южин, сплюнув под ноги.
– Журналиста этого? – не понял Тарас. – Ты совсем кукушкой поехал, да? Он тут при чем? Его тут нет. А мы есть. Это мы виноваты.
– Ты вообще не врубаешься, да? – презрительно спросил Южин. – Совсем тупой?
Кира с трудом оторвалась от подоконника. Только драки им не хватало. Такой, чтобы вся заброшка была в курсе, где они прячутся. Как раз над ними уже топтались недовольные бомжи, не нашедшие их на крыше, рассчитывающие найти где-то поблизости. А внизу засели Мага с Жекой, принявшие чужаков по одной только просьбе Костика.
– Завалите оба, – устало попросила Кира. – Нам нужно спуститься вниз, поймать связь и вызвать спасателей. В любом случае. Так?
Тарас отвел глаза от притихшего Южина, нехотя кивнул.
– Мне плевать, тусуется тут до сих пор этот Раф или нет. Мне плевать, виноваты мы или нет, – сказала Кира, чувствуя, как слезы закипают в глазах. – Мне нужно поймать связь и позвать на помощь. И все.
Капли потекли по лицу, она стерла их рукавом, через мокрые ресницы комната расплывалась, углубляя темноту, обнажая провалы по углам, а в них нарастало движение, что-то мельтешило там, выкручивалось к потолку отростками теней. Кира сморгнула. Комната вернула себе очертания, но темнота в углу продолжала клубиться.
– Там… – только и смогла проговорить Кира, но Южин ее опередил.
Он достал телефон и включил фонарик. Дым расползался от стены по полу. Гарью почти не пахло, только сухим жаром – таким же, как в разогретой шахте лифта.
Южин шагнул к стене и дотронулся пальцами.
– Горячая, – сказал он, отходя назад. – Печь в крематории горит.
В ответ за стеной ухнуло, дрожью всколыхнулся пол. Внизу что-то происходило. Что-то невозможное для заброшенной больницы. Что-то опасное для тех, кто заблудился в ней посреди ночи.
– Через коридор в соседний корпус, – сказал Тарас и двинулся в глубь этажа.
Кира поспешила вслед за ним.
Вниз. Вниз. Вниз. Сердце билось рваным ритмом: то пропускало удары, то нагоняло ритм. Тарас ненавидел бегать. Бег делал его потным и жалким. Чем быстрее он перебирал ногами, тем медленнее приближался к лестничному пролету. Воздух на этаже стал плотным и все сильнее пах гарью. Тарас старался не делать глубоких вдохов, но начинало сводить легкие.
– Намочишь платок? – спросил он Киру.
– Не надо, там воды почти не осталось.