Край маков

Лачо бросился к месту, где сидела пленница в недоумении, но он ничего не успел сказать дочерям, сзади раздались возгласы жандармов Директории:

– Всем стоять! Руки вверх!

– Лачо, беги!– закричала мать.

Цыган бросился вглубь катакомб.

Раздался выстрел. Лола упала. Дети закричали от горя и ужаса.

Лачо вернулся, склонился над истекающей кровью женой.

Он плакал и повторял:

– Прошу тебя: не умирай. Живи. Прошу тебя: живи.

Над отцом девочек склонился мужчина с диковинно-бледными глазами, он надел на цыгана наручники и процедил:

– Таким, как ты, самое место в тюрьме или на гильотине. Будь моя воля – я бы всех цыган истребил.

– Папа, это он убил маму! Я видела!– закричала Баваль

Но Лачо рыдал в истерике.

Один из молодых жандармов спросил у белоглазого:

– Мсье Керюэль, детей негоже одних оставлять.

– Цыгане не бросают своих ублюдков. Их обязательно кто-нибудь заберёт.

Лачо Барда увели.

Дети подбежали к матери.

Баваль обняла Лолу. Чаргин гладила волосы матери.

Средняя дочь шептала:

– Я отомщу за тебя.

Пришла Вайолка. Она несла пару батонов. Увидев распластанную мать, выронила хлеб и остановилась.

Она узнавала у младших сестёр:

– Что здесь произошло?

– Папу арестовали,– сквозь слёзы сказала Чаргин.

Вайолка жёстко спросила:

– Кто убил маму?

– Жандармы. Это я виновата. Я отпустила пленницу,– призналась средняя сестра.

– Ах, ты, дрянь!– закричала старшая.

Она жестоко надавала оплеух Баваль.

– Не бей! Не надо!– плакала Чаргин, толкая старшую сестру.

Вайолка схватила детей за руки и оттащила в зал с костями.

– Сидите здесь, ждите меня.

Старшая сестра принесла факел и бросила батоны детям, после чего ушла.

Пустые глазницы черепов злобно пялились на маленьких девочек. Белые кости слабо светились во мгле. Узкие ходы катакомб давили на сознание. Факел горел уже совсем слабо.

Чаргин, жавшаяся к сестре, спросила:

– Может, уйдём?

– Здесь можно заблудиться,– замотала головой Баваль,– Я плохо помню дорогу в лабиринте ходов.

Дети заплакали, обнявшись, стараясь не смотреть на страшные останки.

Наконец, пришла Вайолка, с ней были две незнакомые женщины-цыганки.

Старшая сестра говорила незнакомкам:

– Забирайте их, они мне не нужны. Не собираюсь я их кормить.

Девочки от удивления и ужаса выпучили глаза.

Одна из женщин закивала:

– Хорошие дети, здоровые. Вон той красивой должны много милостыни подавать.

– Не отдавай нас чужим людям,– взмолилась Чаргин.

– Если ты нас отдашь, то ты мне не сестра!– со злостью крикнула Баваль,– Цыгане не отдают своих!

Старшая лишь ухмыльнулась, огрызаясь:

– Сейчас заплачу. Вы мне не нужны. С этим платьем я начну новую жизнь, найду работу. Никто не принимает меня за цыганку.

Ревущих младших сестёр уводили, но Вайолка даже не оглянулась на них.

27 апреля 1805года. Регион Прованс. Департамент Буш-дю-Рон. Область Камарг. Город Арль.

Весной земля радуется своему процветанию и свежести. С каждой новой весной земля вновь здорова и молода, одев свои любимые зелёные в цветочек наряды.

На воскресный обед в дом отца собралось всё семейство Керюэль. Стол накрыли на веранде, чтобы любоваться цветением сада.

Пожилой полковник местной жандармерии Эрнест Керюэль прихлёбывал кофе и щурил от удовольствия свои необычного цвета глаза, похожие на мутные ледышки. У его младшей дочери восемнадцатилетней Нантильды были такие же глаза, да и красота отца полностью отразилась в её внешности. Двое старших детей Эмма двадцати восьми лет и Леон двадцати семи лет красивы совсем другой красотой, они походили на их мать Раину, которая в свои 47 лет всё ещё привлекала взоры мужчин. У неё премиленький небольшой нос, выразительные карие глаза… У дочерей каштановые волосы отца, у сына торчала копна тёмно-русых, слегка завивающихся, волос, как у мамы.

На женщинах надеты платья шемиз, похожие на одеяния древнеримских матрон, называемые также «греческим силуэтом», слегка расклешённые сразу после линии бюста.

Мужчины носили узкие фраки «аби» с двойной застёжкой, высокой талией, на шее молодых людей высокие воротники, у Эрнеста пышный платок-галстук, закрывающий подбородок. Молодые мужчины во Франции ещё носили кюлоты, но старики уже облюбовали брюки и широкие и узкие, вот и Эрнест сидел в удобных полосатых штанах.

Непоколебимый и невозмутимый сангвиник муж Эммы Вандрегар Ронд пригладил свои русые волосы и решил пошутить:

– Трясогузок что-то много развелось…Ждите наплыва цыган. Народное поверье…

Тесть недовольно заворчал:

– Будешь так шутить – повышения у меня не дождёшься. Цыгане и так всю округу собой заполонили.

Сын крутил в руках калач, возражал:

– Они же осели, стали работать.

Эрнест вскипел:

–А сколько не работают! Сколько от них работы нам! Этот ещё маркиз Фолько де Баронселли из города Санта-Мари-де-ля-Мер зазывает к себе на ранчо Маса-де-ля-Амаре цыган всех мастей.

В столовую вошли две девочки семи лет.

– Адель, Магда, почему опоздали?– строго вопрошал дед.

– Мы играли с котятами!– отвечала бойкая Адель, дочь Эммы и Вандрегара, похожая на мать.

Эрнест засмеялся и хвалил:

– Ну, хоть честно ответила. А ты что молчишь, Магда?

– Это я отвлекла кузину своими котятами,– пролепетала внучка, дочь Леона.