- Я не решил, я знаю, - вздохнул Макс, - видишь ли, когда я попал на восточный фронт, то много работал в карательных командах. Мы не раз загоняли людей в какое-нибудь здание и поджигали его. Так эффективнее и проще, понимаешь? И вот теперь я пожинаю, что посеял. За тобой гонятся мертвецы - твои грехи не так тяжки, как мои. За свою жестокость я обречен гибнуть так же, как мои жертвы - в огне. Каждый раз, когда у моего врага огнемет, я бессилен что-либо поделать. У меня клинит оружие, я не могу спрятаться, не могу убежать. Нет случайностей - это система. Индивидуальный подход. Я настолько же беззащитен, как были беззащитны мои жертвы. У меня прозвище здесь - Горелый. За все мое время тут я сгорал заживо куда больше раз, чем число всех моих жертв - тысячи смертей в огне. Потому - нет. Я буду сидеть в клетке. Убьют людоеды - ну и ладно, не впервой же. Когда сгоришь заживо множество раз - поймешь, что смерть от клинка или пули - милосердие.
Кирсан попытался уговорить немца, но тот уперся. И пойди пойми, псих он или притворяется.
Стрельба вскоре стала громче, вой и крики - ближе. Бой происходил совсем рядом, судя по звуку, и дела обороняющихся, видимо, пошли плохо. Словно в подтверждение этого, дверь распахнулась, и в нее ввалилась целая толпа уродов, настолько живописных, словно все они только что сбежали из гримерной какого-то фильма ужасов. Тощие, исполосованные шрамами, с безумными глазами, в руках они сжимали оружие, преимущественно холодное - мечи, топоры и дубинки. Охранник-байкер лишь один раз успел выстрелить из дробовика, как на него посыпался град ударов.
Пламя вырвалось из раструба огнемета с шипением и ревом, и целая группа нападающих, добивавших байкера, в одно мгновение превратились в живые факелы. Душераздирающие крики заполнили помещение, разом перекрыв шум стрельбы снаружи. Огнеметчик повел раструбом слева направо, поливая огнем тех, кто не попал под первую струю. В ответ прогремели выстрелы, и Кирсан увидел, что на гимнастерке охранника появилось темное пятно. Тот все же выстрелил в третий раз, но сквозь огненную стену прыгнули новые людоеды.
- Сейчас или никогда, Макс! - завопил разведчик, - поднимай свою задницу! Огнеметчику не до тебя!
Немец неожиданно послушался. Вдвоем они налетели, разогнавшись, насколько это можно было сделать в маленькой камере, на дверь, и петли, сделанные не особо качественно, не выдержали. Узники покатились по полу и оказались чуть позади нескольких дикарей, уже сваливших охранника на пол.
Кирсан прополз два шага вперед, схватил топор, зажатый в руке горящего трупа, за рукоять у клинка и вырвал из мертвых пальцев. Перехватил оружие поудобней и поискал глазами, кого бы первого охреначить.
Сквозь стену пламени и дыма прыгнул еще один тип с охотничьей винтовкой в руке, Кирсан сразу же ударил его по ноге, подрубив сухожилия и мышцы, и свалил на пол. Тот завопил, пронзительно и отчаянно, привлекая внимание других, но разведчик схватил левой рукой за ствол винтовки, не позволяя навести оружие на себя, а правой ударил снова. Лезвие топора легко прорубило ребра, крик оборвался.
Схватить винтовку, передернуть затвор на всякий случай... Еще двое появляются из огня и дыма, с безумными глазами и оскаленными зубами. Кирсан уложил одного из них наповал выстрелом в упор, но перезарядить оружие не успел. В самый последний момент он сумел блокировать свирепый удар мечом винтовкой, клинок расколол деревянное ложе и лязгнул по стволу. Попытка контратаки ничего не дала: казалось, враг предвидел боковой удар прикладом и мастерски от него уклонился, а в следующий миг Кирсан оказался прижат к полу. Безумец не стал орудовать мечом в ближнем бою, а отбросил его и схватился за винтовку, пытаясь придавить ею разведчика к полу и задушить. Кирсан забросил правую ногу так, чтобы зажать голову противника в коленном суставе и сбросить с себя, но тот избежал и этого приема.
Хуже всего было то, что людоед - кстати, человек вполне европейской наружности в совершенно неподходящем к ситуации пиджаке - находился сверху и был сильнее, и потому Кирсан, придавленный еще и его весом, не мог отпустить винтовку, которую с трудом удерживал в сантиметре от своей шеи. Все известные ему приемы, направленные на сбрасывание врага, перестали работать, словно противник не только умел им противодействовать, но еще и знал наперед, какой из них Кирсан попытается применить в следующий момент.
А затем положение стало совсем безнадежным, когда рядом возник еще один людоед и замахнулся палицей. Внезапно раздался выстрел, затем еще один. Оба врага свалились замертво, получив по пуле в голову.
- Вовремя, - выдохнул Кирсан, увидев позади себя Макса с кольтом сорок пятого калибра в одной руке и окровавленным мечом в другой.
Те несколько головорезов, добивавших огнеметчика, уже умерли, и можно было только догадываться, как немец умудрился перебить их всех.
- И ты еще о смирении говорил, - тяжело дыша, заметил Кирсан, - а на деле - волк в овечьей шкуре.