Край непуганых

— А если нет?

— Если нет, то у нас большие проблемы.

— У кого это «у нас»? Мы в разных командах.

— Да, ты прав, но если взрыв рукотворный и при этом я не имею к нему никакого отношения, то это значит, что в городе действует кто-то еще. И это уже проблема. В общем, нам с тобой надо встретиться. Я перезвоню.

Закончив разговор, я вернулся к Ане.

— Что-то не так? — спросила она.

— Нет, все в порядке.

— На тебе лица нет.

— На тебе тоже.

Спасатели оцепили место взрыва. Полицейские пытались оттиснуть зевак подальше от периметра, но никто не спешил расходиться — детвора и взрослые кучковались на футбольном поле и беговых дорожках. Стоял запах гари и пыли.

— Может, уйдем? — предложила Аня. — Здесь нечем дышать.

— Поздно, — сказал я.

Я заметил, что от группы мужчин в штатском, собравшихся у края периметра, один отделился и направился ко мне. Это был мой давешний особист из губернского управления общественной безопасности. Подполковник Киршин.

18. Невыездные

Есть такой замечательный актер — Кифер Сазерленд, сын Дональда Сазерленда, того, что играл президента Сноу в «Голодных играх». Блестящий драматический актер, красавчик, умница. А вот поди ж ты, за парой небольших исключений играет негодяев и ублюдков, либо людей на грани. Вот хоть тресни: как начал карьеру в юности плохишом, так до седин и безобразничает на экране.

Так случается, очень часто наш брат-актер становится заложником амплуа. Что тому виной — Бог ведает: физиономия, мимика, прихоть ли режиссеров, не готовых разглядеть в Бармалее Доктора Айболита. Иногда бедолаги становятся заложниками одной роли на всю жизнь. Вот Михаил Кононов, например, навсегда остался Нестором Петровичем из «Большой перемены», что бы ни играл в будущем. Вечный мальчик, он до самой смерти ненавидел эту свою роль и жутко злился, когда ему о ней напоминали. С одной стороны, его можно понять — человеку всегда хочется расширить рамки своих возможностей, ступить на новую, неизведанную территорию. С другой, если за какую-то роль тебя любят миллионы людей, помалкивай в тряпочку и не груби поклонникам, благодари жизнь за то, что она тебе дала.

Об этом я думал, сидя в одном из тесных кабинетов городского управления полиции. Если не считать пары эпизодов в малозначительных фильмах, я всю жизнь играл ментов, ну а уж роль майора Косыгина принесла мне всенародную славу и любовь. Ох, сколько я допросов провел в похожих кабинетах, изображая то плохого мента, то хорошего! Клубы табачного дыма, бессонные ночи, негодяи всех мастей, сидящие по другую сторону стола. Мотор, стоп, снято! Еще дубль! Я провел в этих кабинетах для допросов чертову уйму съемочных дней и, кажется, проведу еще столько же (если смогу выбраться отсюда).

Но на этот раз в кабинете не было ни камер, ни осветителей, ни режиссеров, и миловидная ассистентка не щелкнет хлопушкой и не объявит номер кадра. Теперь я сидел по другую сторону стола и в реальной жизни.

Владислав Киршин молчал, изучая мои документы — паспорт, трудовой договор со спортивной школой. С момента взрыва прошло два часа. Информация собиралась по крупицам, официально никакие версии пока не выдвигались. Пока спецы копошились на развалинах трибуны, Киршин ненавязчиво предложил мне проехать до управления и поговорить в спокойной обстановке. Я не стал упираться — чему быть, того не миновать.

Время от времени подполковник принимал телефонные звонки, молча выслушивал доклады, делал пометки в записной книжке. Я покорно сидел напротив.

— Курите, если хотите.

Кажется, это была единственная за пятнадцать минут фраза, адресованная мне. Я воспользовался предложением.

— Скажите, товарищ… кхм, господин подполковник, в качестве кого я здесь?

Он оторвал взгляд от бумаг.

— Пока в качестве свидетеля.

— Почему пока? Вы меня в чем-то подозреваете?

Он ответил не сразу, снова опустил глаза. Типичный особист — холодный, выдержанный, вкрадчивый. Умеет подвесить интригу. В нашем сериале был похожий персонаж, его играл Витя Коржов. В жизни веселый и легкий на подъем, умевший протащить на съемочную площадку пару стекляшек с виски и щипавший ассистенток за филейные части, в кадре он превращался в иезуита, и не раз я замечал, что от его реплик у меня леденеет спина.

— «Пока», потому что мне нужно кое-что понять. Надеюсь, вы мне поможете.

— С удовольствием, — с напускной бравадой сказал я и выпустил под потолок струю дыма. — Но мы могли поболтать на свежем воздухе, прогуляться. Или вы любите эффекты?

Он снова ничего не ответил.

За стеклянными дверями кабинета продолжалась суета. До меня доносились громкие разговоры сотрудников управления, и не все услышанные мною слова были цензурные. «Бегайте, бегайте, служивые, — подумал я, — у вас впереди еще много веселых дней и ночей».

Впрочем, мне было не до смеха. Если они и впрямь присматриваются к моей персоне, последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

Киршин откинулся на спинку стула, задумчиво потер нос.