Край Ветров: Пироманс

— А? Что? Нет, — она покачала головой, — занято. Три раза звонила ж. Могу еще попробовать, но это будет уже как-то навязчиво, нет?

— Ладно, фиг с ним, прорвемся.

Тиха провернул ключ зажигания и мотор в стальной утробе нежно зарокотал.

— Итак, прежде чем мы покинем город и, собственно, полуостров, — проговорил он, равняя зеркало заднего вида, — подумайте: все все взяли? Мы все сделали, что надо? Ничего не забыли?

Я молчал, думая, что и как. Мысли не складывались.

— Эй, ему бы одежки какой нормальной, — послышался сзади голос Берсы. — Мое на него маловато будет, да и женское. Рейни, ты ж вроде примерно того же роста, у тебя запасные вещи есть?

Я обернулся к ним.

— С собой — только нужное, да и то… ты ж знаешь.

— Ну, значит, надо заехать к тебе.

— Карта в бардачке, — намекнул Тиха, выжимая сцепление и выворачивая руль. — Поехали.

Дальний свет выхватил из ночи куски проселочной дороги. Лечебница "Ласточка" осталась черным силуэтом на фоне звездной россыпи, а вскоре и вовсе растворилась в ночи. Я развернул карту, подсвечивая себе фонариком, выданным Тихомиром.

— Вот эта ближайшая к городу точка — возле западного маяка — это оно? — спросил я. — Сможем посетить по пути как раз.

Тиха мельком глянул, куда я показываю.

— Оно. И вон там, в лесу — тоже оно, вроде бы.

Он замолчал, а потом добавил задумчиво:

— Раньше у нас было целое лето… А теперь… Теперь у тебя есть ночь, Рейнхард, чтобы понять, как именно это работает. Если на рассвете, когда мы доберемся до места, у тебя ничего не получится — вернуться и попробовать еще раз будет проблематично. Я поведу нас на север, и сам понимаешь, что это значит.

Машина выбралась с проселочной дороги на трассу и пошла мягче и быстрей.

— Что ж тебя тянет-то на север так, — проворчал я, уже не думая о том, что говорю.

— Потому что там мы точно сможем узнать, кто есть кто, — ответил Тиха.

— Что же тебе неймется, Бродяжка. Что за дух соперничества, ни на чем не основанный?

— А вот.

— Может, ты в меня влюблен? Хранишь фотографии под подушкой, записи в плеере?

— Ты, Рейни, конечно можешь думать, что хочешь, но если тебе вдруг — вдруг! — недостанет в этой жизни любви и ласки, то ты обращайся. Единственное что — я несколько мнителен и боюсь за свое здоровье, поэтому тебе придется быть снизу, не обессудь.

— А отморозить себе прямо сейчас ты ничего не хочешь?

— Мальчики, — Берса приобняла оба кресла и возникла посередине, — вы так невыразительно переругиваетесь, что мне аж печально. Рейни, ты, может, поспи, в самом деле? У тебя лицо помятое, как котлета.

— Да мы через полтора часа доедем уже, — заметил Тиха.

— Ну вот полтора часа и поспит пусть.

Тиха цыкнул и включил радио. Я откинулся на мягкое кресло, пахнущее мехом и пылью.

Негромкая музыка смешалась с дорогой, с пролетающими мимо столбами, деревьями, указателями, поворотами. Невысоко над горизонтом проявилась луна, доселе скрытая холмами.

Проникнуть в морок через точку перехода.

На заднем сидении едет существо оттуда и смотрит на ту же луну, что и я. Мой план по спасению утопающего в лице меня трещит по швам. Страшно. Бессилие. Беспомощность. Лавина непобедима, лавина необъятна, всепоглощающа, смертоносна.

Но пока что она — где-то там, за тонким ледяным стеклом, воздвигнутым разумом. Что ж… надо решать проблемы по мере их поступления.

Разберемся.

Пускай это выходит за рамки, пусть.

А Берса что-то скрывает. Станет ли… нулевой элементалист касаться пришельца из морока?

Нет. Она не рискует по пустякам. Она параноик, как и я. Она наврала мне. Хотя и не обязана была говорить правду, конечно же.

И она допустила ошибку.

Она защищала не его — меня.

Инстинкт, чутье, предосторожность, знание?..

Я не думаю, что пробраться в морок во плоти так просто. Не думаю. Я не знаю, что позволило провалиться туда Николе Рэбел без всяких точек перехода.

Тиха говорит — ночь на то, чтобы понять?

Есть способ упростить себе жизнь, есть, но я не стану его использовать. Я не буду просить этой помощи, не стану идти этой дорогой, пока меня не припрут к стенке. Есть еще время и есть границы дозволенного даже у таких, как я.

И, думая так, я сомкнул ненадолго веки. Словно пелена черного тумана укрыла явь, и мне, вроде бы, снились какие-то иные миры — морок ли это был, тот, в который мы стремимся пробраться, или это были образы, рожденные моим собственным сознанием, замешанные на тревоге и знании? Бледные мотыльки летели сквозь ночь, обращаясь в снег.

Ночь текла, будто река, вне ледяного гроба.

Музыка прорастала через иссиня-черный туман чьей-то чужою песней.

Давай ты будешь из города дверей,

А я — из замка, выросшего на горе.

Ты будешь девочкой, упавшей в реку при игре,

И разноцветные твои одежды вымокнут в крови.

Но только никому не говори

Куда уйдем мы завтра на заре,

И недостойный удостоится любви,

И расцветет миндаль на замковом дворе.

ГЛАВА 8

Никс открыла глаза и увидела… ничего. Слепая темнота окружала ее со всех сторон. Чувствуя, как накатывает безотчетная паника, она стала дышать. Ровно, медленно. Вдох. Выдох.

Темнота, да.