– Это всенепременно, – добродушно подтвердил Гуров. – Истечешь, стервозина. Кровью, слезами, соплями… Но нам-то что до этого? Да, забыл представиться. Полковник Гуров, старший оперуполномоченный Главного управления уголовного розыска МВД. А за рулем – еще один полковник. Гордись, насекомое, видишь, кто тобой занимается?! Едем понятно куда, к нам, в управление. Побеседовать о твоих и твоего хозяина художествах и составить пару официальных бумажек. Чтобы у нас неприятностей не возникло, когда ты от потери крови околеешь.
С места водителя раздался короткий, ехидный смешок Крячко.
Четвертью часа назад, распределив так толком и не очухавшихся юнцов по двум «уазикам» ППС, сыщики загрузили потерявшего сознание от кратковременного болевого шока Рыжикова в «мерс» Станислава. Гуровский «Пежо» тех же безотказных подчиненных майора Косицкого попросили отогнать на служебную стоянку райотдела. Сейчас им – Льву и Станиславу – нужно было быть вместе. Тут, в салоне допотопного крячковского «Мерседеса», предстояло разыграться следующему акту затянувшейся криминальной драмы. Ржавого необходимо доломать, и сделать это поскорее.
– Но вот если ты, Витя, будешь с нами до конца откровенным, – Гуров резко изменил тон, в его голосе даже сочувствие послышалось, – и расскажешь нам о некоторых деталях двух организованных твоим шефом убийств… Тогда будет тебе и врач, и гуманное отношение.
Гуров прекрасно знал, что смерть от кровопотери Рыжикову ни в коей мере не угрожает. Но рассчитал верно: жестокие люди обычно отличаются патологической трусостью. Это над другими измываться легко, а когда в опасности собственная шкура… Совсем другим взгляд на мир становится!..
– Какой шеф?! – завизжал Рыжиков, пытаясь приподняться на сиденье. – Какие убийства?!
– Шеф – Хруцкий Сергей Аркадьевич. А убийства, понятное дело, журналиста Леонида Рашевского и главного бухгалтера "Русского зодчего" Валерия Егорова, – спокойно ответил Гуров, вновь приводя Ржавого в горизонтальное положение. – Ты лежи, Витя. Насидеться еще успеешь! Кстати, от тебя зависит, на сколько ты сядешь.
Рыжиков сдавленно замычал.
– Где Белоед? – вновь резко, словно кнутом щелкнул, спросил Гуров.
– Отвечай, Виктор, – вмешался из-за руля Крячко. – Хочешь своего шефа выгородить? Зря! Сдаст он тебя со всеми потрохами при первом нашем нажиме.
– Вот послушай, голубь сизокрылый, что у нас на тебя имеется, – вновь увещевающим тоном проговорил Гуров. – Пальчики твои на пиропатроне, которым вы с Хруцким главбуха уконтрапупили. Показания ребят, у которых ты шар-пилот с гелием сторговал. Много чего еще… Хотя бы попытка вооруженного сопротивления работникам милиции.
– А я знал, что вы менты?! – дурным голосом заорал Рыжиков. – На лбу у вас написано?! Врача мне, помру ведь, гады.
– Будет врач. Все тебе будет. За хорошее поведение, – продолжал гнуть свою линию Лев. – А про твои шалости с пистолетиком я готов забыть.
– Что там! – поддержал Крячко. – Мы согласны даже явку с повинной тебе оформить! Подъезжаем уже… Так что надумал, Рыжиков?
– Либо ты сейчас отправишься в камеру до завтрашнего полудня, – равнодушно сказал Гуров, – есть у нас в управлении такая спецкомнатушка для особо упрямых, и к приходу врача впрямь околеешь… Околеет он, как думаешь, Станислав?
– Куда ж он денется! – с оптимизмом ответил Крячко. – Вон, все заднее сиденье мне кровищей своей поганой перемазал.
– Либо мы отнесемся к тебе по-человечески, пойдем ради гуманности, – Гуров лицемерно вздохнул, – на прямые служебные нарушения. Не дрейфь, я тебя сам перевяжу. Где Белоед? Ну? Он живой?
– Жи… Живой, – раздался заикающийся голос Рыжикова. – У Хруцкого он. Это Хруцкий все придумал! И с журналистом, и с этим… А я…
– Вот ты сейчас и продиктуешь, что ты, а что – он, – ласково проговорил Гуров. – И лапкой забинтованной подпишешь.
Сергей Аркадьевич Хруцкий привык просыпаться рано. Вот и сегодня уже в семь утра он был на ногах, свеж, бодр и готов к очередным свершениям.
Жило в Сергее Аркадьевиче неистребимое ощущение эмоциональной пустоты, которую нечем заполнить. Друзьями Хруцкий не обзавелся, потому как в дружбу не верил. С женщинами… О, это вопрос особый! Их он ненавидел и презирал, всех, скопом. А вот немногих оставшихся врагов Хруцкий даже ненавидеть не мог. Зачем? Враг – это всего лишь объект, подлежащий нейтрализации либо уничтожению. При чем тут эмоции? К зависти и страху, которые он внушал своим людям, Сергей Аркадьевич относился холодно-безразлично. И лишь с той поры, как пять с небольшим лет тому назад он случайно наткнулся на прозябающего, как подзаборный щенок, Витюшу Рыжикова и подобрал его, жизнь для Сергея Аркадьевича заиграла новыми красками. Цвета крови.
Точка зрения Хруцкого на мироустройство не отличалась особой оригинальностью и новизной: правота – в силе, а сила – в деньгах и власти. Так было, есть и будет, ибо так и должно быть.
Но как лучше всего проявить свою власть над людьми? Спасибо Витюше, просветил на старости лет… Делая им больно! И чем больнее, тем лучше. Великие тираны прошлого отлично это понимали.