Кракатит

- Ну, кончилось? - затараторил он, не вставая, и, сложив руки на животе, покрутил большими пальцами. - Я, видите ли, страшно боюсь таких вещей. Можно встать? - Он вскочил, отряхнулся, как пес. - Замечательный взрыв! - добавил восторженно, словно мимоходом взглянув на княжну.

Княжна обернулась к нему; была она оливково-бледна, но собрана и уже владела собой.

- И это все? - небрежно бросила она.

- Ах ты боже мой! - всплеснул руками Карсон. - Как будто этого мало! Подумать только - одна коробочка пудры! Слушайте, вы - чародей, вы продали душу дьяволу, вы владыка ада или кто... А? Ну, да! Властитель материи. Княжна - вот король! - объявил он с явным намеком, но тут же помчался дальше: - Гениально, правда? Исключительный человек. Мы - всего лишь тряпичники, честное слово. Как вы назвали сей продукт?

Ошеломленный Прокоп постепенно обретал равновесие.

- Пусть княжна будет крестной матерью, - сказал он, обрадованный, что сумел собраться с силами. - Эта взрывчатка... принадлежит ей.

Принцесса вздрогнула.

- Назовем хотя бы... "вицит", - свистящим шепотом произнесла она.

- Как? - не сразу понял Карсон. - Ах, да, vicit, то есть "победил", так? Княжна, вы гениальны! "Вицит"! Превосходно! Ура!

А у Прокопа мелькнула в голове другая, более страшная этимология этого слова. Vitium. Le vice. Порок. Он с ужасом взглянул на княжну; однако на ее замкнутом лице невозможно было прочесть никакого ответа.

XXX

Карсон побежал к месту взрыва впереди всех.

Княжна - видимо, намеренно - отстала; Прокоп думал, что она хочет что-то сказать ему, но она только показала пальцем на его щеку: смотрите, вот тут. Прокоп быстро схватился за щеку, нащупал кровоточащий след ее укуса; поднял пригоршню земли, размазал по лицу - как если бы при взрыве в него попал комок.

От взрыва образовалась воронка диаметром метров в пять; силу взрыва трудно было определить, но Карсон считал, что она в пять раз превосходит взрывную силу оксиликвита. Чудное вещество, заявил он, только, пожалуй, слишком сильное для практического применения. Вообще Карсон поддерживал весь разговор, искусно скользя по довольно заметным паузам. И когда он на обратном пути откланялся с несколько нарочитой поспешностью, - ему, мол, надо еще туда-то и туда-то, - тяжелое бремя пало на Прокопа. О чем с ней теперь говорить? Бог весть почему он думал, что и словом нельзя коснуться той дикой, темной минуты, когда произошел взрыв и "мощью огня раскололось небо"; в нем бродило горькое, неприятное предчувствие, что, заговори он об этом - и княжна с замораживающей надменностью оборвет его, как лакея, с которым... с которым...

Он гневно сжимал кулаки и мямлил о чем-то третьестепенном - кажется, о лошадях; слова застревали у него в глотке, а княжна заметно ускоряла шаг, торопясь добраться до замка. Прокоп сильно хромал - болела нога, но он не показывал вида.

В парке он хотел было проститься, но княжна свернула на боковую дорожку. Он нерешительно последовал за ней; тут она прижалась к нему плечом, запрокинула голову, подставила жадные губы...

Той, маленькая китайская собачонка княжны, почуяла хозяйку и, визжа от радости, понеслась к ней через кусты и клумбы. Вот она! Ага! Но что это? Собачка стала как вкопанная: Угрюмый Великан схватил Госпожу, они вцепились друг в друга, шатаются в немом, яростном единоборстве; ох, Госпожа побеждена, руки ее опустились, она, стеная, лежит в объятиях Великана; сейчас он ее задушит! И Той поднял тревогу: "На помощь! Помогите!" - кричал он на своем собачьем - или китайском? - языке.

Княжна вырвалась из объятий Прокопа.

- Ах, этот пес, этот пес, - нервно засмеялась она. - Пойдемте!

Прокоп был, словно пьяный, ему трудно было сделать даже несколько шагов. Княжна взяла его под руку (сумасшедшая! Что, если кто-нибудь...), потащила его, но и ей ноги отказываются служить, Она вцепилась в его руку, ей хочется рвать все в клочья, она втягивает в себя воздух сквозь зубы, хмурит брови, в глазах ее все темнеет; и, хрипло всхлипнув, она бросается на шею Прокопу, так что тот покачнулся, - ищет его губы. Прокоп впился в нее руками, зубами, готовый раздавить ее; долгое объятие, оба не дышат - и вот тело, натянутое, как тетива, слабеет, утрачивает силу, обвисает мягко и безвольно; закрыв глаза, покоится княжна на его груди, лепечет сладостные, бессмысленные словечки, позволяет ему покрывать бешеными поцелуями свое лицо, шею, и сама возвращает их, как пьяная, словно не помня себя: целует его волосы, ухо, плечи - одурманенная, податливая, теряющая сознание, бесконечно нежная, покорная, как овечка, и может быть - может быть, о боже, счастливая в эту минуту каким-то невыразимым, беззащитным счастьем; о боже, какая улыбка, какая трепещущая, прекрасная улыбка на тихо шевелящихся губах!

Открыла, распахнула глаза, резко вырвалась из его рук. Они стояли в двух шагах от главной аллеи.