Кракен

У Госса не было сигарет, но каждые несколько выдохов он выпускал сладковатый древесный дым, который заполнял машину и снова рассеивался.

– Ну что за ночка-хреночка, а? – сказал он. – Ась, Сабби? Это что там за моционы? Кто-то вышел на прогулку, хотя не должон был, да? Кто-то проснулся, Сабби. – Он опустил окно – старомодной крутящейся ручкой, – посмотрел на небо, снова поднял.

Они неслись через улицы, в которых Билли уже вконец запутался. Должно быть, они в зоне третьей или четвертой, где все лавочки – ключники или канцелярские товары от ИП. Сетевых магазинов на глаза не попадалось. Ни кофе с Западного побережья, ни «Теско». Ну разве это улицы? Гаражи, дровяные склады, залы дзюдо, холодные мостовые, где тихо шевелился мусор. Небо сомкнуло последнюю щелку, и наступила ночь. Билли и его похитители ехали вдоль рельс, следуя за освещенным поездом. Он их куда-то вел. Остановились они у темной арки.

– Бегом, – сказал Госс. Подозрительно поднял голову и принюхался. Вытащил Билли из машины. Тому казалось, его стошнит. Он покачнулся. Госс выдохнул очередной свой дымный выдох. Отпер дверь в гофрированном железе и втолкнул Билли в темноту. Откуда-то его дернул за руку Сабби.

Госс заговорил, будто они давно беседовали с Билли: «Этот, значит?» – «Не знаю; может быть, все готово?» – «Ну ладно, открывай дверь. Готов?»

Что-то открылось. В лицо Билли чем-то дохнуло. Госс прошептал: «Теперь тихо будь».

В помещении пахло сыростью и потом. Что-то сдвинулось. Раздался звук – кашель и треск. Загорелся свет.

Окон не было. Пол – грязный цемент. Изогнувшиеся над головой кирпичи – карты плесени. Зал казался огромным. Госс стоял у стены с рукой на рычаге, который только что повернул. Комнату переполняли лампы – болтались на проводах и торчали грибами из трещин стен.

Госс мягко ругнулся, будто на любопытных свиней. Билли услышал радио. Их ждал круг людей. Фигуры в кожаных куртках, темных джинсах, берцах, перчатках. Некоторые – в футболках с группами, все – в мотошлемах. У них были пистолеты, ножи, мультяшно злобные дубины с гвоздями. Радио играло классическую музыку пополам с помехами, размытую. На четвереньках стоял голый человек. Его губы трепетали. Над каждым соском в его теле были ручки настройки. Они не кровоточили, но заметно торчали из тела. Из его открытого рта и доносились звуки радио. Его губы двигались, чтобы изобразить музыку, помехи, призраки других станций.

На кирпичном постаменте был человек. Старый тощий панк с шипастой прической. Его рот закрывала бандана. Глаза были такими широкими, что он казался невменяемым. Он тяжело дышал, маска выгибалась и опадала, и он потел на холоде. Голый выше талии. Сидел на стуле, с руками на коленях.

Билли мутило и шатало ото всего, что случилось этой ночью. Он пытался не верить своим глазам. Пытался представить, что сейчас проснется.

– Билли, сука, Хэрроу, – сказал панк. – Проверь, что там делает эта мелкая сучка.

Одна из фигур в шлемах крутанула ручку на груди радиочеловека, и его рот с окончанием песни принял новые формы. Он зашептал краткими урывками и произносил еле слышные диалоги, мужские и женские голоса.

«Поняла про ic2[11], сержант», – сказал он, и «Звякни Варди, ладно?», и «Время прибытия 15 минут, конец связи».

– Еще не добрались, – сказал человек в бандане. – К тебе домой едут. – Голос у него был громкий и низкий, с лондонским акцентом. Госс подтолкнул Билли ближе. – Значит, отрядили этих, – сказал панк. – Ну что, Билли Хэрроу, мне придется выпытывать? Можешь просто сказать, с кем ты и что делаешь? Просто сказать, пожалуйста-пожалуйста, что там сегодня происходит, что ты разбудил. Потому что на улицах что-то есть. А самое, сука, главное, какой, сука, у тебя интерес?

– Что все это значит? – наконец прошептал Билли. – Что вы сделали с Леоном?

– С Леоном?

– Ну знаешь, как бывает, – сказал Госс. – Только оба положили глаз на один волован, как хвать – а уже все съели.

Госс держал Билли, как куклу. В руки Билли вцепились ладошки малыша Сабби.

– Что происходит? – спросил Билли. Он озирался, таращился на радиочеловека; он не понимал. – Что все это значит?

Сидящий вздохнул.

– Твою-то мать, – сказал он. – Все-таки прикинулся ветошью. – Его буравящие глаза не изменились ни капли. – Давай так спрошу, Билли. Ты что за хрен?

Панк поерзал на стуле. Слегка приподнял руки. Яростно заморгал.

– На кого работаешь? – спросил он. – Что ты такое? – Тут Билли осознал, что платок не надет в ковбойском стиле, а кое-как засунут человеку в рот. У него был кляп. Он тряхнул руками, и Билли увидел, что у него наручники.

– Поверни гребаную башку! – продолжал голос человека, который не мог говорить. – Повернись. – Один из охранников в шлемах влепил ему сильную пощечину, и тот приглушенно закричал в кляп: – Поставьте этого придурка! – Два охранника вздернули его под мышки. У него заболталась голова. – Посмотрим, – сказал голос. Охранники развернули его к задней стене.