Кракен пробуждается. Паутина

Боевой дух убывал постепенно и вспыхнул лишь однажды, подарив им знаменитую победу 1916 года. После он снова стал меркнуть, и они превратились в трусливые, робкие существа, которых сегодня при нем загоняли на корабль. Последняя искра гордости умерла в них. Доблесть предков была напрасной, их победы ни во что не считались, их голосов не слушали. Потомки славных воинов позорно сдались, и это конец.

Лицо Нокики, освещенное луной, блестело от слез стыда и бессильного гнева. Он оплакивал героев, погибших напрасно, и свой униженный народ, и устаревшее слово «честь», и безвозвратно погибший мир.

Утром четверо ушедших вернулись. Мужчины почтительно сели в сторонке, женщина подала Нокики еду на зеленом листе и воду в кокосовой скорлупе.

После восхода все пятеро вернулись в опустевшую деревню. Нокики с лучшими костяными украшениями в ушах и носу стоял подобно статуе в своей хижине, а женщина расписывала его тело белыми и красными узорами, принятыми в их племени. Под конец она нарисовала у него на груди красного тотемного паука. После этого он надел на себя ожерелье из акульих зубов, черепаховую цепь, бусы из раковин, вставил в волосы резной гребень. Завершил дело бисерный пояс с длинным ножом. Нокики вышел из хижины и повел своих людей к двум горам.

На полпути он положил в траву белый камень.

— Здесь, — сказал он, — мы воздвигнем алтарь. Ступай к Древу Смерти, женщина, и сплети мне циновку из его листьев.

Женщина пристально посмотрела ему в глаза, склонила голову и ушла, а мужчины принялись собирать камни.

К полудню алтарь был достроен. После отдыха Нокики очертил перед алтарем могилу и начал копать. Он не позволил другим мужчинам помочь себе, и они ушли искать пищу.

Когда женщина вернулась, Нокики закончил свою работу. Она посмотрела на него и на дело его рук. Он молчал. Она развернула сплетенную ею циновку из листьев пандана и постелила рядом с открытой могилой. Когда стемнело, четверо других легли спать. Не спал лишь Нокики. Он сидел, глядя на океан, как и прошлой ночью, и видел большие плоты, плавучие хижины и боевые каноэ, несущие поколение за поколением в их отважную одиссею; видел, как они становятся призраками и уходят в небытие…

Когда небо стало серым, Нокики встал и возложил на алтарь приношения. Сидя на корточках, он смотрел поверх алтаря и могилы на восток и ждал Ау, бога восходящего солнца.

Когда высокие облака зажглись от первых лучей, Нокики запел. Остальные проснулись и стали смотреть.

Он допел, встал и простер руки к краешку солнца над морем, моля Ау, а через него и других богов, благословить их преданного слугу. Помолчал, будто ожидая ответа, кивнул дважды и приступил.

Именем Ау и меньших богов он проклял остров Танакуатуа, погубивший его народ. Проклял с севера на юг и с востока на запад, от двух вершин до черты отлива. Проклял почву его и скалы, горячие и холодные источники, плоды его и деревья. Проклял всё, что бегает, ползает и скачет на нем и летает над ним. Проклял корни в земле и живность в скальных прудах. Проклял в день, и в ночь, в сухой и дождливый сезоны, в бурю и в тишь. Его аудитория, никогда не слыхавшая столь всеобъемлющего проклятия, трепетала от страха.

Нокики между тем еще не закончил. При посредстве Ау он воззвал к самому Накаа, законодателю и судье, перед которым должен предстать каждый человек, уходящий из этого мира в страну теней. Он просил Накаа сделать остров Танакуатуа табу для всех людей, живущих на свете, на веки вечные; пусть всякий, кто захочет здесь поселиться, заболеет, умрет и рассыплется в прах; пусть ветер развеет его останки, чтобы ничего от него не осталось; пусть не увидит его дух Страны счастья, а будет ввергнут, как духи всех преступивших табу, в утыканную кольями яму.

Нокики завершил свое моление и постоял еще немного, глядя на восходящее солнце. Затем выхватил висящий на поясе нож, вонзил себе в грудь, пошатнулся и упал ничком на алтарь.

Его завернули в циновку из листьев пандана и опустили в могилу. Пока мужчины закапывали его, женщина нашла остроконечный камень, нарисовала на нем тотемного паука и поставила в головах Нокики.

Потом все четверо вернулись в пустую деревню. Собрали немного таро, кокосов, сушеной рыбы, наполнили тыквенные сосуды водой и сели в каноэ.

Плывя через лагуну, они боязливо поглядывали через плечо.

Можно было не сомневаться, что мольба Нокики после того, как он принес себя в жертву, будет услышана, но они не могли знать, когда Накаа вынесет свой приговор и объявит табу — что, если прямо сейчас?

За рифом они немного приободрились и успокаивались все больше, глядя, как уходит за корму Танакуатуа. Но лишь когда скрылась за горизонтом двойная вершина острова, они окончательно уверились в том, что проклятие Нокики их уже не коснется.

Полгода спустя инспекционная команда, приехавшая на остров для взятия проб, написала в отчете: