Кракен пробуждается. Паутина

— Очень может быть, — согласился я. — Согласно моим скудным познаниям, нарушитель табу должен заручиться очень сильной поддержкой духов. Будем надеяться, что они удовлетворены. В противном случае нас ждет забастовка, и придется нам самим вкалывать.

Но островитяне, видимо, остались довольны. После церемонии, длившейся примерно двадцать минут, они опять потянулись к плоту и стали разгружать его как ни в чем не бывало.

Чарльз Бринкли распоряжался в качестве коменданта высадки. По его указанию ящики ставились в штабеля так, чтобы потом покрыть их брезентом и устроить спальные места, пока мы не поставим свои сборные домики.

Миссис Бринкли, тоже показавшая себя хорошим организатором, руководила сооружением полевой кухни. Джейми Макинго занимался разгрузкой строительной техники: один трактор уже распаковали, чтобы передвигать тяжелую тару. Мы, остальные (тоже приехавшие на берег), помогали им по мере своих сил и способностей до конца светового дня. Когда стемнело, плот доставил нас на корабль. После ужина я вышел на палубу, где Камилла созерцала черную глыбу острова при свете несчетных звезд и восходящей луны.

С фордека звучало пение. Один запевал, остальные хором подхватывали под ритмичный аккомпанемент барабана. Припев каждый раз исполнялся по-разному: то жалобно, то с нотками торжества, пару раз даже весело, но жалобы все же преобладали. С каждым новым куплетом барабан менял ритм, и солист продолжал свою сагу. Я жалел, что не понимаю, о чем она. Мы слушали долго, пока певцы не закончили и не начали разговаривать.

— Ну как? — спросила Камилла, кивнув в сторону острова. — Ваши ожидания оправдались?

— Здесь очень красиво, но страшновато, — сказал я. — Эти непроходимые заросли… растения, которые борются за жизнь со своими соседями… а нам предстоит сразиться со всеми вместе. Трудно будет расчищать эти джунгли и отвоевывать то, что уже расчистили.

— Не думали, что будет так дико?

— Пожалуй, хотя не могу сказать, что представлял это место в деталях. Если и представлял, то не в первозданном виде, а на более поздних стадиях.

— Ну конечно. Что-то вроде Аркадии. Широкая, с купами деревьев, равнина, где пасутся овечки под надзором счастливых пастушков, играющих на свирели. Там и сям виднеются белые деревеньки. Строгость и чистота.

— Будет вам. Я все-таки более современный романтик.

— Не уверена. Кроме того, одна из бед нашего века в том, что человек начал относиться к природе покровительственно. Может, это и предпочтительней былых бредней о матери-природе, но ничуть не ближе к реальности. Думаю, это даже хорошо — столкнуться с природой как она есть. Понимаешь, по крайней мере, что мало помахать чековой книжкой, чтобы люди стали как боги.

Я не стал спорить и спросил:

— А как насчет ваших ожиданий?

— Кажется, сбылись. Я ведь почти не отходила от места высадки. Вторичный рост гуще, чем я полагала, но в норму укладывается. Не понимаю только, что с птицами… их тут должны быть миллионы. И цветов маловато, хотя это, возможно, чисто местное явление.

— Но вы именно таким ожидали найти остров, где природное равновесие не нарушается человеком?

Она помолчала и ответила:

— Если б я мыслила подобными фразами, выбрала бы другую профессию.

Я не сразу понял, что она хотела сказать.

— Но ведь это достаточно распространенное выражение? «Природное равновесие»?

— Распространенное и вредное.

— Не вижу почему. Мы ведь сильно подорвали это самое равновесие за последние пару поколений.

— Вредное оно потому, что вводит людей в заблуждение, — терпеливо объяснила она. — Во-первых: думать, что человек может нарушить, как вы говорите, природное равновесие, значит слишком много на себя брать. Это предполагает, что человек стоит вне природных процессов, и возвращает нас к теме «Люди как боги». Человек — тоже продукт природы; возможно, наиболее развитый и влиятельный ее вид, но созданный путем естественного процесса и входящий в этот процесс. Всё, что он делает, входит в его природу, иначе он не сумел бы ничего этого совершить. Против природы он бессилен. Со всеми своими способностями он такой же ее продукт, каким когда-то был динозавр. Он — орудие естественных процессов.

Во-вторых: нет такого понятия, как природное равновесие. Нет и не было никогда. Это миф, возникший из-за стремления к стабильности, попытка сделать мир упорядоченным, статичным — другими словами, понятным и предсказуемым. Часть концепции божественного порядка, где у каждого явления и у каждого человека есть свое место и своя цель. Идея природного равновесия восходит к началам магии: правое и левое, черное и белое, добро и зло, небесное войско и сатанинское. В книге Зогар сказано, что силы, лишенные равновесия, в пустоте гибнут. Попытка упорядочить хаотический мир посредством уравновешенных сил тянется с древнейших времен. Мы ищем всему причину, потому что причина и равновесие дают нам иллюзию стабильности, успокаивающую нас. Поиск стабильности — самое постоянное и самое бесплодное из всех человеческих исканий.