Кракен пробуждается. Паутина

Капитан как нельзя более вовремя отдал приказ «по местам стоять». На берегу поднялась пальба, но до корабля пули не долетали. Потом заговорило какое-то небольшое орудие и с третьей попытки попало в дымовую трубу. Скорострельная пушка «Фрэнсис» повела ответный огонь.

Битва при Танакуатуа длилась недолго. Корабельному расчету, видимо, просто повезло, как всем новичкам; так или иначе, после их третьего выстрела береговая пушка замолкла, и над кустами подняли белый флаг.

Огонь прекратился, капитан приказал спустить шлюпку, прикомандированный к судну уоррент-офицер возглавил десант. На полпути до берега на острове снова затрещали винтовки, но обстреливали не шлюпку и не корабль. Как видно, танакуатуанцы, невзирая на белый флаг, открыли собственные военные действия – причем, как вскоре выяснилось, успешно. Британцы застали в живых только четырех немцев – все остальные солдаты взвода, высадившегося здесь две недели назад, были убиты.

Островитяне ликовали сразу по нескольким поводам.

На острове существовало много песен и танцев, прославляющих отвагу, свирепость и стойкость местных воинов, но со времен тех героев прошло уже лет пятьдесят, отчего их потомки чувствовали себя чуточку неуверенно. Теперь они, потеряв всего пять-шесть человек, возродили доблестные традиции и уверились, что предкам не уступают.

Кроме того, они прониклись большой неприязнью к немецкому гарнизону.

Немцы явились к ним без приглашения, надлежащих приветствий и протокола. Поставили свои палатки на удобном открытом месте, которое оказалось кладбищем. Стреляли поверх голов старейшин, пришедших выразить свой протест. Требовали, чтобы их снабжали овощами и фруктами, ничего не предлагая взамен. Пользовались молодыми женщинами, не спрашивая, есть ли у тех мужья, и компенсации опять же не предлагали. Казнили в назидание остальным молодого парня, пытавшегося стащить у оккупантов винтовку – короче, вели себя грубо и оскорбительно.

Победа, однако, с лихвой вознаградила островитян за ущерб, причиненный их гордости: теперь они с полным правом могли себя уважать. Только уоррент-офицер подпортил им этот знаменательный день, забрав с собой тела немецких солдат вопреки ссылкам на древний обычай, согласно которому побежденных врагов полагалось съесть.

Танакуатуа теперь официально подчинялся администрации Летних островов, то есть находился под защитой его величества Георга Пятого. Нельзя, впрочем, сказать, что островитяне проявляли малейший энтузиазм по этому поводу или сознавали свою принадлежность к великой семье наций, в которую их будто бы приняли. С новым гарнизоном они, правда, ладили лучше, чем с немцами, но не скрывали своего удовольствия, когда пару лет спустя некие златоусты в месте, о котором они никогда не слыхивали, уладили всю эту заваруху и гарнизон с острова убрали.

После этого жизнь на Танакуатуа опять пришла в норму. Вернуться к довоенному состоянию мешали только правительственный агент – наезжавший редко и никому не доставлявший особых хлопот – да не менее редкие посещения губернатора.

В случае последних островитяне вели себя с большим тактом. В честь высокого гостя устраивался пир с большим количеством танцев. После этого губернатор выступал с благодарственной речью и выражал уверенность, что скоро на этом благословенном острове появятся те же образовательные и медицинские учреждения, которые, как он надеется, откроются на более крупных островах группы. В ожидании этого танакуатуанцы могут быть уверены, что он, а через него и министерство колоний, всегда пекутся об интересах благородного и лояльного населения острова.

Маленькая флотилия каноэ провожала его на корабль, салютуя криками и поднятыми веслами, и губернатор отплывал на следующие три-четыре года.

Так оно и шло на протяжении целого поколения, а потом на остров снова прислали гарнизон – более многочисленный, лучше вооруженный, и задержался он дольше прежнего. Но вели себя новые военные хорошо и лучше снабжались.

Майор Кеттерман, командир части, с самого начала дал понять, что считает танакуатуанцев истинными хозяевами острова, на котором вынужден некоторое время пробыть. Он взял на себя труд выучить основы их языка, знакомился с местными обычаями и старался их уважать. Брать что-то даром он своим людям строго-настрого запретил. За таро, кокосы, плоды хлебного дерева, картофель, женщин и так далее полагалось платить, вследствие чего островитяне привыкли к печеным бобам, говяжьей тушенке и шоколаду. Майор завел даже начальные классы для приобщения местных жителей к идеям внешнего мира. С этим, как и с другими проектами, его ожидания не совсем оправдались, но ему удалось наладить с островитянами удивительно гармоничные отношения.